Япония. От сегуната Токугавы - в ХХI век

В начале XII в., в момент наивысшего расцвета Киото, тысячи домов аристократов окружали, подобно ожерелью, императорский дворец с востока и юга. Самые крупные из этих резиденций занимали площадь в один акр или даже более. На этой территории размещались главный дом, шикарные сады, в которых произрастали тщательно отобранные деревья, искусственное озеро, помещения для слуг и многочисленные складские и служебные постройки. Придворные, одетые в одежды из тончайшего шелка, были окружены прекраснейшими предметами, произведенными в мастерских Киото. Древние свитки донесли до нас изображения сцен повседневной жизни. Судя по ним, уже в раннюю эпоху в японских домах появляются циновки-татами, на которых сидели, расстелив их поверх деревянных полов. Складные ширмы украшались росписями, изображавшими сменяющиеся сезоны года и возрастные периоды жизни человека. В этой рафинированной обстановке киотская знать воплотила изощренную культурную традицию, которая преодолела время и пространство. К этому времени относится и знаменитая «Повесть о блистательном принце Гэндзи» Мурасаки Сикибу — своеобразный фантастичный дневник придворной жизни, полной любовных переживаний и интриг. Она отразила эпоху высокомерных аристократов, считавших себя единственными законными покровителями и носителями поэзии танк, куртуазной музыки гагаку и в$ех остальных патрицианских искусств, составивших апогей японского культурного развития.

Посланники, передавшие в 1603 г. титул сёгуна Токугаве Иэясу, вернулись в столицу, где сам император и многие аристократические семейства проживали в крайней нужде. В течение столетий император и его придворные смотрели на постепенное увядание пышности двора. В 70-х гг. XV в. город был опустошен в ходе сражений долгой гражданской войны, развязка которой наступила лишь с утверждением Иэясу в должности сёгуна. Обветшавший дворец стал свидетелем того, как в начале XVI столетия один из императоров почти на два десятка лет был вынужден отложить свои коронационные церемонии. Многие аристократы, принадлежавшие к некогда славным фамилиям, были вынуждены переселиться в скромные жилища на городских задворках либо искали пристанища в храмах. Киотские торговцы и ремесленники также переживали тяжелые времена. Война разорила их кварталы, улицы кишели ворами, а в 1573 г. один из даймё вновь выжег огнем лучшую часть города. Это были десятилетия печали, когда и аристократ, и простой общинник часто припоминали начальные строки знаменитой поэмы о воинах древности:

Звук колокола в Гион Содза эхом отдается в мимолетности всех вещей;

Оттенок тиковых цветов являет правду нам, что за расцветом ждет упадок.

Гордыни век короткий, она подобна сну весенней ночью,Могущество падет, оно — лишь пыль, гоняемая ветром^{1}

.

В середине XVI столетия была наполнена горем жизнь и тех японцев, которые обитали в небольших замкнутых селениях. Для них внешний мир начинался всего в нескольких шагах за деревенской околицей, и всем необходимым они должны были снабжать себя сами. У некоторых семей было достаточно земли для того, чтобы ощущать себя вполне комфортно. Однако большинство мужчин и женщин проводили бесконечные дни в тяжелом труде. Они сами выращивали для себя зерно, шили себе одежду и изготавливали инструменты, необходимые для выживания. Они жили в домах-мазанках и носили грубую одежду, материалом для которой были конопляные или иные растительные волокна. Жизнь их была короткой и ограничивалась обычно поисками средств к существованию. Беспросветная череда месяцев прерывалась лишь сезонными праздниками — весной японцы просили у богов благосклонности, осенью они благодарили их за урожай. Иногда в деревню мог забрести торговец, чтобы предложить ее обитателям на продажу или на обмен морскую капусту, соль или другие товары, которые крестьяне не могли вырастить или смастерить самостоятельно. Он также приносил с собой рассказы о захватывающих и таинственных событиях, происходивших в далеком Киото.