Японские квайданы. Рассказы о призраках и сверхъестественных явлениях

Время начала путешествия попало на самый холодный период года. Хотя у Томотады была сильная лошадь, ему приходилось двигаться медленно. Дорога, по которой он ехал, шла через горный район, где было немного поселений, расположенных друг от друга на большом расстоянии. На второй день поездки, утомившись после многочасовой езды, он с тревогой обнаружил, что не успеет достичь предназначенного места для остановки до наступления ночи. Его беспокойство не было безосновательным: надвигался сильный буран, дул холодный ветер, лошадь была голодной. Но в этот момент Томотада неожиданно заметил соломенную крышу дома, стоявшего на возвышении около холма, поросшего ивами. С трудом он направил утомленное животное к жилью. Самурай громко постучал в наружные двери, которые были закрыты от ветра. Открыла их старуха, которая при виде красивого незнакомца с жалостью воскликнула:

– Ах, как я вам сочувствую! Молодой человек, путешествующий один в такую погоду! Соизвольте, молодой господин, войти!

Томотада спешился и, отведя лошадь под навес в задней части дома, вошел в дом, где увидел старика и девушку, гревшихся перед горящими бамбуковыми щепами. Они вежливо пригласили его подойти поближе к огню. Пожилые люди предложили путешественнику теплое рисовое вино и начали готовить ему пищу, расспрашивая его о поездке. Тем временем молодая девушка исчезла за ширмой. Томотада с удивлением отметил, что она была невероятно красивой, хотя ее одежда была сильно изношена, и длинные волосы находились в беспорядке. Он задался вопросом, как столь красивая девушка может жить в таком убогом и одиноком месте.

Старик сказал ему:

– Достопочтенный господин, следующая деревня расположена далеко, и идет сильный снег. Дует ветер, а дорога очень плоха. Поэтому продолжать путь ночью будет опасно. Хотя эта лачуга не достойна вашего присутствия и хотя у нас нет никаких удобств, возможно, для вас будет более безопасно остаться этой ночью под нашей убогой крышей. Мы хорошо позаботимся о вашей лошади.

Томотада принял это скромное предложение, втайне довольный возможностью, таким образом, подольше видеть молодую девушку. Была подана простая, но обильная пища, и девушка вышла из-за ширмы, чтобы предложить ему вино. Теперь она переоделась в грубую, но чистую домотканую одежду. Ее длинные волосы были аккуратно расчесаны и приглажены. Когда она нагнулась, чтобы наполнить его чашку, Томотада с удивлением отметил, что она была несравнимо красивее любой другой женщины, которую он когда-либо видел прежде. В каждом ее движении было столько изящества, что это вызывало у него изумление. Но старики стали извиняться за нее, говоря:

– Господин, наша дочь, Аояги[69], была воспитана здесь, в горах, почти в одиночестве. Она ничего не знает о вежливом обхождении. Мы просим вас простить ее глупость и невежество.

Томотада возразил, что он почитает за счастье быть обслуживаемым столь миловидной девушкой. Он не мог отвести от нее глаз, хотя видел, что его восхищенный пристальный взгляд вызвал у нее румянец. Он так и не притронулся к вину и пище, которые стояли перед ним. Мать сказала:

– Добрый господин, мы очень надеемся, что вы попробуете немного еды и питья, хотя наша крестьянская пища недостаточно хороша, ведь вы, должно быть, сильно замерзли под этим пронизывающим ветром.

Тогда, чтобы доставить старикам удовольствие, Томотада принялся за еду и ел и пил, сколько мог. Но восхищение румянившейся от смущения девушкой продолжало расти в нем. Он заговорил с нею и обнаружил, что ее голос столь же приятен, как ее лицо. Даже если она действительно была воспитана в горах, то ее родители должны были иметь благородное происхождение, так как она говорила и держалась как благородная девушка. Внезапно он обратился к ней со стихотворением – которое одновременно содержало в себе вопрос, – рожденным в его сердце:

Таддзунэцуру, Хана ка тотэ косо, Хи во курасэ, Акэну ни отору Аканэ сасуран?

(Находящийся в дороге, чтобы нанести визит, я нашел то, что можно принять за цветок: поэтому я провожу день здесь. Почему перед рассветом румянец, подобный рассвету, должен пылать – этого, действительно, я не знаю.)[70]

В тот же миг она ответила ему следующими строками:

Идзуру хи но Хономэку иро во Вага содэ ни Цуцумаба асу мо Кимия томаран.

(Если своим рукавом я скрою слабый свет поднимающегося солнца, тогда, возможно, мой господин останется утром.)