Японские квайданы. Рассказы о призраках и сверхъестественных явлениях

Для защиты от хищников или других врагов работницы обеспечиваются оружием. Кроме того, они защищены большой военной силой. Воины настолько превышают по размеру работниц (в некоторых общинах, по крайней мере), что трудно на первый взгляд поверить, что они принадлежат к одной и той же расе. Воины в сотни раз превышающие размерами работниц, которых они охраняют, – обычное явление. Но все эти воины – это амазонки, или, точнее говоря, полуженщины. Они могут работать, но, приспособленные в основном для борьбы и тяжелого противостояния, ограничены тем, в чем требуется скорее сила, чем ловкость...

Москиты

С целью самозащиты я прочитал книгу доктора Говарда "Москиты". Меня донимают москиты. Около моего дома живут москиты нескольких видов, но только особи одного из них являются источником серьезных мучений – крошечные колющие существа с серебряными пятнышками и прожилками. Укол такого существа похож на удар электричества... Я обнаружил, что они прилетают с буддистского кладбища, очень старого кладбища, расположенного за моим садом.

Книга доктора Говарда гласит, что, чтобы избавиться от москитов, необходимо добавить немного нефти или керосина в застоявшуюся воду, в которой они размножаются... Но вряд ли это подходящий способ в моем случае.

Я сказал уже, что мои мучители прилетают с буддистского кладбища. Прежде почти на каждой могиле на этом старом кладбище был сосуд для воды, называемый мидзутамэ. В большинстве случаев мидзутамэ представлял собой простую продолговатую впадину, выдолбленную в широкой опоре, поддерживающей памятник. Перед богатыми могилами помещался отдельный, большой резервуар, вырезанный из цельного камня и украшенный гербом семьи или символической резьбой. Перед бедными могилами, не имеющими никакого мидзутамэ, вода наливалась в кубки или другие сосуды, – ибо у умерших должна быть вода. Также им нужно приносить цветы, и перед каждой могилой можно найти пару бамбуковых кубков или другую посуду для цветов. Они, конечно, также содержат воду. На кладбище есть родник, из которого берут воду для могил. Всякий раз, когда могилы посещают родственники и друзья умерших, пресную воду напивают в сосуды и кубки. Но поскольку на старом кладбище тысячи мидзутамэ и десятки тысяч сосудов для цветов, невозможно менять в них воду каждый день. Она застаивается. Глубокие сосуды редко высыхают, так как дожди в Токио, идущие достаточно часто, приводят к тому, что вода в них присутствует девять месяцев в году.

Итак, именно в этих резервуарах и цветочных сосудах и рождаются мои враги: они миллионами появляются из воды мертвых, и, согласно буддистскому учению, некоторые из них могут быть перевоплощениями этих мертвых, осужденных за ошибки, допущенные в прежних жизнях, на существование в форме дзики-кэцу-гаки, или пьющих кровь "голодных" духов. Во всяком случае, враждебность Culex fasciatus оправдывает подозрение, что некая злая человеческая душа была втиснута в это вопящее тельце...

Интересно, что бы стали говорить, если бы городские власти Токио вдруг приказали бы покрыть всю водную поверхность на буддистских кладбищах пленкой нефти! Может ли религия, которая запрещает забирать любую жизнь – даже невидимую – одобрить такое приказание? Разве сыновья преданность допустит даже саму мысль о повиновении такому приказу?.. Чтобы освободить город от москитов, пришлось бы уничтожить древние кладбища, а это привело бы к запустению буддистских храмов, рядом с которыми они находятся. И это означало бы уничтожение многих очаровательных садов с их водоемами, памятниками с надписями на санскрите, мостами, святыми рощами и широко улыбающимися Буддами! Так что истребление Culex fasciatus повлекло бы уничтожение исполненного поэзии культа предков.

Кроме того, я хотел бы, когда придет мое время, быть похороненным на каком-нибудь старинном буддистском кладбище, чтобы моя призрачная компания была древней, совершенно равнодушной к моде, переменам и закату Мэйдзи[101]. Это старое кладбище за моим садом было бы подходящим местом. Там все переполняется красотой безмерного, торжественного покоя... И, рассматривая возможность существования в форме дзики-кэцу-гаки, я не хочу упускать свой шанс еще раз родиться в каком-нибудь бамбуковом кубке для цветов или мидзутамэ, откуда я, распевая свою пронзительную песню, мог бы мягко вылетать, чтобы кусать некоторых своих знакомых.