Японский парфюмер

Никто не преследовал меня, никто не пытался убить, никто не звонил по ночам и не дышал в трубку. Постепенно я пришла в себя и перестала вставлять нитку между входной дверью и косяком, чтобы определить, не было ли в моем доме непрошеных гостей, пока я на работе; заглядывать под кровать, в шкафы и кладовки и выстраивать пирамиду из тазов и кастрюль перед той же входной дверью по ночам, чтобы громыхнуло… в случае чего. И почту из почтового ящика я уже брала без опасения обнаружить там письмо убийцы. История убийств… не забылась, нет, но отодвинулась, и мне уже казались просто глупыми мои недавние страхи. Наверное, убийца понял, что я не представляю для него ни малейшей опасности…

Никто из моих новых знакомых ни разу не позвонил мне: ни следователь Леонид Максимович, ни его подчиненный, Коля Астахов… А ведь могли бы сообщить, как идет следствие и арестован ли убийца! Ведь они не могут не понимать, что… что пока он на свободе, существует угроза… для меня. Позвонить, как коллеге…

И друг любезный Юрий Алексеевич исчез, как утренний туман. А ведь он сделал мне предложение! Неужели это была его очередная дурацкая шутка? Так далеко он еще не заходил. Неужели он до сих пор на Мальте? Набирается благородного рыцарского духа, гуляет по Ла Валетте в белых брюках, с тросточкой. Пьет вино в уличных кафешках… Возможно, не один, вот и Галка сказала, что Вероника — красотка, и если она положила на него глаз, то… Да ладно! Не очень-то и хотелось!

Даже грубиян Ситников, обозвавший меня уродиной… Я вспоминаю, как он притянул меня к себе, как вытирал слезы своим носовым платком…

Даже Леша Добродеев, который сыпал комплиментами, целовал руки и обещал написать про меня статью! И называл амазонкой!

Никто! Никому я не была нужна, впору заплакать…

В таком настроении я пребывала в канун Нового года…

…И наступило наконец тридцать первое декабря. В «Королевской охоте», по традиции, новогодний утренник. Пришли охотники с женами и детьми. Наряженные, красивые. Поздравления, поцелуи, пожелания — радостей, успехов, денег, счастья, удачи! Шампанское рекой! Мое любимое «Asti Spumante» — хмельное и сладкое. Посмеялись, пошумели и разбежались по домам. Звали меня. Я соврала, что меня уже пригласили… друзья. Сдала контору под охрану и побрела домой через шумную ликующую толпу. Падал снег, в витринах сияли елки…

Дома меня встретил соскучившийся Купер. Мы перекусили, и я включила телевизор. От нечего делать. В семь зазвонил телефон.

— Екатерина Васильевна, добрый вечер! — услышала я бодрый голос Кузнецова. — Вы что, под домашним арестом? Звонил несколько раз на работу, говорят, вышла. Конспираторы!

— Леонид Максимович! — испугалась я. — Что случилось?

— Не пугайтесь, Екатерина Васильевна! Все в порядке, Новый год на носу. Преступники, например, меня совсем не боятся, распоясались! Ничего не случилось. Совершенно случайно оказался в вашем районе — дай, думаю, позвоню. Если пригласят — так и быть, зайду, поздравлю с наступающим.

Он пришел через пятнадцать минут. Весь в снегу, продрогший, с красным носом, похожий на Деда Мороза. С портфелем и длинным свертком, в котором оказалась прозрачная коробка с орхидеей.

— Спасибо. — Я взяла у него коробку. — Вы что, в засаде сидели? — Вопрос мой прозвучал неприветливо. Я все еще обижалась.

Он собирался ответить, но вдруг лицо его сморщилось, он стал хватать ртом воздух, издавая отрывистое «Ах… ах» и вдруг оглушительно чихнул, раз, другой, третий…

— Не подходите ко мне, Екатерина Васильевна! — простонал он между чихами. — Не нравится мне, как я чихаю. Не иначе новый вирус из космоса занесло!

Он снял пальто, повесил на вешалку, забросил наверх шарф и шапку. Вытащил носовой платок, вытер лицо. Подошел к зеркалу. Пригладил волосы. Взглянул на меня. Я без теплоты наблюдала за его маневрами, безошибочно угадав в них желание помириться.

— Ну-с, а вы, Екатерина Васильевна, готовы к встрече Нового года? — светским тоном продолжал Леонид Максимович, усаживаясь на диван. Усевшись, потянул за ухо спящего Купера, сказав при этом: — Ах ты, зверь!

— Готова! — кратко ответила я. — Чай? Кофе?

— Чай! Большую чашку и очень крепкий. С коньяком и лимоном.

— Есть, гражданин начальник!

— Почему «гражданин?»

— Я же под домашним арестом.

— Ну, какие пустяки! Я пошутил, а вы и поверили. Вы — наш самый ценный секретный агент с женской логикой и интуицией, который очень помог следствию. В американской полиции, например, привлекают ясновидящих, а до женской логики пока не додумались.

— А разве следствие уже закончено?

— Ну, что вы! Там работы непочатый край. — Он посмотрел на меня и спросил прямо: — Обижаетесь?

— Обижаюсь, — также прямо ответила я.

— Но хоть понимаете, что я был прав?

— Понимаю, но…

— Всегда есть «но», которое портит нам жизнь. Как ложка дегтя в бочке меда. Я же за вас боялся, Екатерина Васильевна! Вы не представляете себе, насколько близко подошли к краю. Ну как, я прощен? А то ведь мог и подальше упечь для пользы дела. Мир?

Я кивнула. Мы помолчали. Леонид Максимович помешивал ложечкой чай.