Яркие люди Древней Руси

Она была женщина великой красоты, он – мужчина великого ума. Такого великого, что даже недруги говорили про него «Мудрый». Раньше-то враги называли «Хромцом» или «Колченогом», потому что князь был из-за сохлой ноги кривобок, на ходу подпрыгивал, однако старых своих неприятелей Ярослав всех со свету сжил, а новые научились уважать киевского государя за сильный ум и умную силу.

Единственной слабостью Ярослава Владимировича была любовь к Ирине-Ингигерде. Рядом с нею премудрый князь будто цепенел. Посмотрит на ясный, прозрачный лик, на озерно-голубые очи – и не может оторвать взгляда. Ни в чем не мог отказать своей супруге.

Ингигерда выросла на сагах про доблестных викингов. Ей было досадно, что Ярослав предпочитает одерживать победы не мечом, а умом. «Ума в тебе больше, чем храбрости», – упрекала она мужа в сердитые минуты.

Впервые он увидел ее пять лет назад, когда спасался от врагов в свейской земле.

У окна королевского терема сидела светозарная дева с длинными золотыми волосами, вышивала золотой нитью узор на ткани, и Ярослав замер на месте. Спросил у провожатых, кто это и что делает. Дочь нашего конунга, отвечали чужеземцу, вышивает плащ для своего жениха, норвежского короля.

Ярослав пошел к конунгу и сказал: «Выдай дочь за меня. Я вернусь и стану конунгом всей страны Гардарики, она больше и богаче Норвегии». Конунг удивился. «Это правда, Гардарика много богаче Норвегии, но, во-первых, ты женат, а во-вторых, еще неизвестно, победишь ли». «Жену и детей увез с собой мой враг польский король, – ответил Ярослав. – Больше я своей семьи никогда не увижу. За нее потребуют русские земли, а я их не отдам. Государю лучше потерять жену и детей, чем лишиться земель, иначе какой это государь? А что касаемо моей победы – дождись, когда я возьму Киев, тогда и пришлешь мне Ингигерду». Олаф Свейский молвил: «Ты говоришь, как великий государь, Ярислейф, а норвежский король всего лишь храбрец, храбрецов на свете много. Если ты вернешь себе престол, я пришлю тебе дочь».

Ярослав сел в Киеве, и конунг исполнил обещание, прислал Ингигерду. Она не полюбила хромого, немолодого, непрославленного в боях мужа, в брачную ночь отворотила лицо. И князь, хоть весь дрожал от страсти, не коснулся юной супруги, а лишь бережно укрыл ее горностаевым покрывалом. Несколько месяцев с великим терпением он поднимался к ее сердцу, как по крутой лестнице, со ступеньки на ступеньку. Сначала добился того, чтобы Ингигерда, уже Ирина, его не страшилась. Потом – чтоб стать ей интересным. Потом – чтобы доверяла. Чтоб начала скучать, когда его долго нет. Чтоб радовалась, когда его видит. И только после этого они стали мужем и женой. То была самая трудная и самая драгоценная из всех побед мудрого князя.

Ярослав дарил жене лучшие вещи на свете, исполнял все ее прихоти, за это Ирина в конце концов тоже его полюбила – хоть и не так сильно, как он ее. Князь знал, что любовь к супруге – его слабость, но будучи мудр, он знал и то, что глупо жить, не потакая дорогим сердцу слабостям. Без этого в жизни не бывает радости.

Воевать с братом князь не хотел, не доверял ратной удаче, которая зависит от слишком многих случайностей. Он думал подкупить кого-нибудь из слуг Мстислава, чтобы подсыпали в вино отраву. Оно вышло бы и дешевле, и вернее. Но Ирина любила войну, ей хотелось, чтобы в жизни всё было, как в сагах. «Если ты одержишь победу на поле сражения, я буду любить тебя еще больше», – твердила она изо дня в день, и Ярослав сдался, лишь выторговал время, чтобы победить наверняка.

Он нанял за морем Хакона Слепого – воина, равного которому не было на всем белом свете. Хакон когда-то дал обет не смотреть ни на что кроме бранного поля и с того дня закрывал верхнюю часть лица золотой повязкой-лудой. Поднимал ее на чело лишь в сражении и опускал обратно сразу же, как только враг был разгромлен. Вот какой это был воин. Про него складывали саги уже при жизни, Ирина все их знала наизусть, и когда муж вызвал великого героя в Киев, прослезилась от счастья. Это был самый драгоценный из всех подарков, которые она когда-либо получала от Ярослава. Княгиня попросилась в поход вместе с войском, чтобы увидеть битву собственными глазами. Отказать ей Ярослав не смог.

И вот теперь она стояла у шатра рядом с мужем, жадно смотрела на выстроившиеся полки, на зеленое поле, в конце которого темнела бесформенная масса вражеского войска. Точеные ноздри княгини трепетали, очи блестели. Ярослав еле заставил себя отвернуться от жены, подошел к Хакону.

– Ну что, развернулись они? – скучливо спросил великий воин. Он до сих пор так и не поднял с глаз своей луды. Повязка блестела на солнце, словно золотой обруч, деливший черноволосую и чернобородую голову надвое. Ни шлема, ни кольчуги Хакон никогда не носил, он верил, что его волшебная луда надежней всякого доспеха.

– Не движутся. Должно быть, оробели, видя наше множество, – ответил Ярослав. – Что будем делать?