Ярлыки

Теперь, перед каждым приходом Эда, она наслаждалась ритуалом приготовлений: принимала продолжительную горячую ванну, брызгала духи на тело, везде, где, она знала, Эд будет целовать ее или прижмется лицом. Маккензи держала их встречи в секрете, она хотела, чтобы никто ничего не знал. Обычно она пристраивала куда-нибудь Джордана, отпускала горничную и дворецкого, заранее представляла, как приедет Эд: они поцелуются, потом, не произнося ни слова, он по винтовой лестнице отнесет ее в спальню. Она переставила кровать, постелила черные атласные простыни. Она раздевала Эда, потом раздевалась сама. Когда их тела соприкасались, она глядела в его потемневшие синие глаза, которые жадно всматривались в нее. Он так подробно любил ее тело, обследуя каждую его частичку своим языком, своими губами, доводя ее до почти невыносимой точки предчувствия, а потом полно удовлетворял ее. Наслаждение было почти аморальным, запретным, и это придавало ему особенную остроту.

Когда она держала его в своих объятиях, широко раскрывая глаза, чтобы лучше вглядеться в него, то думала каждый раз: «Я люблю тебя так сильно!» С той первой их ночи она ни разу больше не повторяла ему этого. Произнести эти слова — означало принизить их смысл. Никто другой, только она должна знать об этой любви… Но, конечно же, по тому, как она обнимала его, он мог догадаться, как сильно она любит его.

— Так когда же мы поженимся? — спросил он. Маккензи вздохнула.

— Ты спрашиваешь меня об этом каждый раз, но еще не настало время.

— Мак, неужели ты думаешь, что по всей Мэдисон-авеню выстроятся люди, чтобы швырять в тебя камни, если ты снова выйдешь замуж?

— Мне всегда было плевать на то, что думают люди, и ты знаешь это. Имеет значение только то, что я сама думаю, а я не чувствую, что настало подходящее время.

— Ты не чувствуешь, что готова перестать быть леди Брайерли, — с горечью сказал Эд. — Ты не чувствуешь, что можешь расстаться с этим драгоценным титулом. — Он отстранился от нее и спустил ноги с кровати, чтобы надеть брюки.

— Не одевайся! — вскричала она, хватая его за руку. — Ты же знаешь, как я люблю лежать с тобой, чувствовать твою кожу…

— Но ненавидеть даже мысль стать просто доброй старой миссис Эд Шрайбер, — ответил он, продолжая одеваться.

— Эдди, — она подоткнула пару подушек себе под спину и села поудобнее, наблюдая за ним, — я буду с тобой абсолютно честна. Посмотри на меня, пожалуйста.

Он повернулся к ней, и они некоторое время напряженно глядели друг на друга.

— Вот-вот будет объявлено о награде «Дивайн». Мне кажется, у меня есть хороший шанс удостоиться ее в этом году. Если я выиграю, то для меня очень важно получить награду под фамилией Элистера — он первым придал мне вдохновение. Ты меня понимаешь?

Эд снова взялся за одежду.

— А ты когда-нибудь думала о том, что я чувствую? Может быть, мне хочется повести Джордана в зоопарк, чтобы меня видели на людях с ним и с женщиной, которую я люблю — как все нормальные обычные люди…

— Но я не обычный человек, Эдди… Я так много участвовала во всяких «ток-шоу»,[41] так часто появлялась в разной рекламе, что мое лицо стало почти плакатом, вроде Люсил Болл!

— Зато я обычный человек! — сказал он, надевая пиджак.

Маккензи соскочила с кровати, притянула его к себе и поцеловала в губы.

— Пожалуйста, бэби, — тихо уговаривала она, — не дуйся. Ты единственный мужчина, который для меня существует. — Она целовала его со всем избытком чувств, со всей страстью, которую только могла выразить, и настояла, чтобы он остался.

Позже они послали в японский ресторан за обедом, ели лосось «терияки», пили саке, и толкали друг друга под столом босыми ногами.

— Как дела у Дэвида? Он все еще «Мистер Успех»? — спросила она.

Эд кивнул.

— Это феноменально. Этот парень мог бы парить в небесах, но он такой брюзга. Я называю его «обреченный романтик». Эти его мрачные, томные портреты, которые мы делаем, не так уж далеки от оригинала. Актрисы преследуют его, но никто по-настоящему не может зацепить. Понимаешь, он так заворожен одной чокнутой девчонкой…

— Майя? — Маккензи вонзила зубы в жареную морковку. — Она живет как монашка. Он никогда не добьется ее. Я давно не разговаривала с ней по этому поводу — даже не знаю, почему. Она прислала мне очень милое письмо, когда умер Элистер. Я должна была бы ответить, но… Было в нем что-то холодное, как лед. Хотя я без ума от ее платьев. Это так классично! Изделия Дэвида тоже настоящий класс. Где вы находите такие потрясающие ткани?

— Их полно везде, — ответил Эд. — просто твои братья не подпускают тебя близко к этикеткам с ценами.

— Эдди, они пытаются контролировать меня… — начала она, но он нежно остановил ее, прижав пальцы к губам Маккензи.

— Я больше не работаю с вами, — напомнил он ей, — а если бы и работал, то никогда бы не встал между тобой и твоими братьями.

— Ты их не любишь, ведь правда? Эд пожал плечами.

— Теперь, когда я управляю моей собственной компанией, я вижу, как можно действовать, не эксплуатируя других людей.

— Кого они эксплуатируют? Меня?