Салон Филиппа Ру оказался просто частной квартирой в жилом доме. Медная гравированная дощечка украшала большую деревянную дверь, которая с щелчком отворилась в пустой каменный внутренний двор после того, как она позвонила. Молодая женщина, которая провела Майю в салон, была одета в черное платье из коллекции Ру – очень короткое, скроенное строго, как хорошая школьная униформа, черные прозрачные колготки и черные туфли-лодочки на низком каблуке.
– Он сейчас выйдет к вам, – сказала девушка по-английски с американским акцентом.
Майя положила свою папку на золоченый стул и села. Салон был тихим, спокойным, не похожим на другие дома моды, которые она посещала. Было здесь что-то успокаивающее, как в церкви, в этой тишине, в минимальном убранстве белых стен, светильниках, в серых бархатных подушках на позолоченных стульях, выстроившихся вдоль трех стен. В комнату влетел Филипп Ру, быстрый и гибкий. Он остановился, напряженный взгляд темных глаз обежал помещение, потом задержался на ней, словно споткнулся.
– Бонжур! – Его глубокий теплый голос сопровождала широкая улыбка. Его присутствие и жизнерадостность производили магнетическое действие: это был источник энергии и хорошего настроения. Его кожа сияла здоровым загаром. Он был едва ли не такого же роста, что и она, и это почему-то привлекало. На нем был безукоризненный белый пиджак, явно его собственного фасона, с воротником и карманами, которые были как бы эхом моделей его последнего сезона. Он был похож на хирурга-виртуоза, элегантного и искушенного; в то же время, было в нем что-то земное и крестьянское. Скромность и даже какое-то смирение в его поведении контрастировали с манерами большинства людей из мира моды, которых она встречала. Она почувствовала одобрение во взгляде, которым он окинул ее одежду, новое пальто, подаренное Уэйлендом, изящные новые туфли, зачесанные назад и перехваченные простым черным бантом ее белокурые волосы и пылающие сейчас от холодного парижского ветра щеки с минимумом косметики. Он прошел к ней через всю комнату, протянул руку, и она поспешила вскочить со стула.
– Вы проделали очень длинный путь, – сказал он, – надеюсь, не только для того, чтобы встретиться со мной?
Майя кивнула, не в силах произнести и слова, потом покачала головой.
– Я бы в любом случае приехала в Париж, – пробормотала она.
Он поднял брови, словно ожидая объяснения, но она больше ничего не сказала. Хотя уже чувствовала, что сделала правильно, придя сюда. Даже несколько мгновений его присутствия сумели каким-то волшебным образом изменить ее жизнь. Взгляд его теплых глаз цвета вишни, казалось, проникал в самую глубину. Никто никогда не глядел ей в глаза, заглядывая прямо в душу.
– Могу я взглянуть? – Он указал жестом на ее папку. Филипп говорил по-английски с легким акцентом, отчасти испанским, отчасти французским. И, как все в нем, это было очаровательно.
Он медленно перекладывал листы с ее рисунками. Она отобрала лишь дюжину из числа своих лучших работ. Прекрасные пальто с несоразмерно огромными накладными карманами и клапанами, пальто с ниспадающей, складчатой массой ткани сзади. Свободные платья с необычным воротом или перекрещивающимися полосами ткани. Шитые на заказ костюмы с плавными контурами, которые он и сам любил. Она показала также все свои дизайнерские детали – плечевые швы, чрезмерные, обшитые рельефным контуром карманы и обшлага, клапаны с пуговицами.
Она следила, как его смуглые руки переворачивают страницы, как он разглядывает рисунки, а затем переводила взор на его серьезное лицо. У него были скульптурно очерченные скулы, длинные откинутые назад волосы, уже редеющие на макушке, смуглое лицо. Его взгляд был очень сосредоточенным, почти детским; он словно светился изнутри. За этим лицом наблюдать можно было без устали.
– Хорошо, – сказал он по-французски, перевернув последний лист. Потом медленно перебрал их снова. Время от времени он как бы проводил пальцем черту на каком-нибудь рисунке. Однажды он произнес:
– Это не ласкает взор, – указав на складку ткани на бедрах. – Женщины хотят видеть свои тела удлиненными, – продолжил он, подняв глаза на нее.
Каждый раз, обмениваясь взглядами, они, казалось, становились ближе. Она подумала, что, если бы они могли просто посидеть, глядя в глаза друг другу целое утро, они бы все узнали друг про друга, не вымолвив ни слова. Она заставляла себя думать лишь о профессии, не допуская ничего личного, но что-то в Филиппе Ру делало их общение именно личным.
Он бережно закрыл ее папку и завязал тесемки. Она взглянула на бант, который он при этом сделал. Если бы она смогла сохранить его так навсегда.
– А вы вовсе не похожи на свою мать, – неожиданно сказал он.
Майя вздрогнула.
– Откуда вы знаете?
Он улыбнулся и жестом пригласил ее сесть.
– Я ничего не знаю. Стефани, девушка, которая привела вас сюда, сказала мне об этом. Мне кажется, я встречался с вашей матерью в прошлом году. Она очень важная особа в Америке, да? Мне нравится ваша скромность, то, что вы даже не упомянули о ней.
– Это могло иметь какое-то значение? Он чуть нахмурился.