Ярослав Галан

Пролетарская печать всех континентов перепечатывала произведения викновцев, посылала им приветы братской солидарности: киевская «Литературная газета», московские журналы, «Западная Украина» и «Вечерняя рабочая газета» из Харькова, журнал «РЛФ» из Софии, «Месячник литерацки» из Варшавы, «Украинские висти» из Парижа, «Творба» из Праги, «Нью-Масс» и «Украински щоденни висти» из Нью-Йорка, «Работница» из Канады, «Пролетар» из Буэнос-Айреса, коммунистические издания из Германии.

Викновцы были счастливы этой поддержкой друзей. Эти друзья отлично понимали, в каких условиях работают горновцы. Юлиус Фучик в «Творбе» назвал создание «Горно» «значительным событием последних лет в Восточной Галиции», а издававшаяся в Париже украинская рабочая газета прямо писала о гражданском мужестве горновцев: «Западная Украина — теперь тюрьма. Но нашлась группа людей, чтобы раскрыть окна в эту тюрьму». «Браво, „Викна“!» — донеслось со страниц «Рабочего ежемесячника», органа английской компартии.

Высшим признанием своих заслуг викновцы считали прием «Горно» в 1930 году в члены Международного бюро революционной литературы.

«Революции нужны не мученики, а герои…»

«На пороге нового, 1931 года мы можем с уверенностью сказать, что наше общество стоит на пороге невиданного процветания и прогресса…» «Мы с гордостью смотрим на державного орла, под сенью которого взрастают достойные всходы добра и благополучия граждан…» «Счастье стоит на пороге каждого истинного патриота Украины…»

Варшавские и львовские газеты захлебывались, обещая на пороге 1931 года подданным великой Речи Посполитой удивительные блага прогресса, цивилизации и освященной на Святоюрской горе благодати.

С недоумением и болью читала эти оснащенные удивительным числом восклицательных знаков послания скромная сельская учительница из села Вобни Козан, полагавшая, что, стань ее земля украинской, все, как по волшебству, переменится.

Видя вокруг нищету, от которой холодно и мертво становилось на сердце, она «глубоко верила, что это только трудное начало и что Вобни — чуть ли не последнее украинское село по ту сторону Сана — останется украинским. Она была уверена, что добиться этого — ее благородное призвание, что это цель ее жизни и что если ей удастся одеть вобненскую детвору в вышитые рубашки и научить их любить Украину, эту романтическую Украину красных жупанов, тоскливых песен и тихих вишневых садов, то через несколько десятков лет никто не узнает бедных, забитых вобнян. На месте грязного шинка она видела уже просторную каменную читальню, на стенах ее — украшенные рушниками портреты Шевченко и Франко, а за столиками — старых и молодых вобнян над книжками и газетами. И все люди чистые, приветливые, веселые».

Она видела, что все ее старания терпят крах: нужда так же грызет вобнян, и будущее в этом смысле столь же беспросветно…

Написанный воистину кровью сердца рассказ Галана «Целина», повествовавший о трагедии учительницы Козан, был напечатан в «Викнах» в 1932 году.

Ровно через год после того, как и «всходы добра», и «благополучие граждан», и «счастье» были щедро обещаны прессой подданным пана Пилсудского, через год после того, как вместо «счастья» и «благодати» на Галана обрушился страшный удар — он потерял сестру, как и Козан, сельскую учительницу.

В Станиславской области жила подруга сестры писателя Мария Анина. В связи с рассказом «Целина» она вспоминала:

«В те годы меня за пропагандистскую работу выслали из Зборовского района на Тернопольщине за Сан, в уезд Березов, возле местечка Дынов, где я встретила родную сестру Галана, Стефу Галан. Мы стали подругами. Условия нашего труда были ужасными. Впоследствии Галан описал их в своем правдивом рассказе „Целина“. Села убогие. Детей много. У меня в школе 333 по списку. Ко мне пришло тогда 115 родителей с просьбой освободить их детей от посещения школы. В селе царили темнота и нужда. Каждую зиму свирепствовали тиф и короста. Те же самые условия жизни были и у Стефании Галан, которая учительствовала в соседнем селе. Школьного здания не было. Стефания преподавала в классе с земляным полом, я — с бетонным. Двери открывались прямо во двор…

Работы у нас было вдоволь, но время от времени мы сходились, чтобы по-соседски поговорить, посоветоваться. Обе мы были бедны, обе из этого жалованья поддерживали родителей…

Существовала, правда на бумаге, читальня. Но она всегда была закрыта. И когда Галан, его сестра и я проходили по селу, то, встречая крестьян, сидящих бесцельно у дороги, Галан кипел от негодования.