Ярослав Мудрый. Великий князь

Дружинники поглядывали то на Новгород, то на князя. Лицо Ярослава напряженное, как перед решающим броском. Знать, не шибко-то и рад он встрече со вторым, после Киева, градом Руси.

Наконец Ярослав вновь уселся в крытый зимний возок, и поезд двинулся к Новгороду.

* * *

На лице Константина застыла льстивая, расплывчатая улыбка.

– Господь всемогущий! Сам Ярослав Владимирыч! А мы всё поджидаем. Ты бы упредил меня, гонца послал.

Посадник – такой же высокий, как отец, дюжий, крутоплечий, а вот глаза совсем иные – наглые, холодные и прощупывающие.

– Не к чему город будоражить.

– Напрасно, Ярослав Владимирыч. Я бы знатных людей позвал, тысяцкого, кончанских старост, попов с хоругвями, – покачал головой Константин, а Ярослав подметил: вдругорядь князем не назвал. Случайно или с умыслом?

– Успею с каждым повстречаться, посадник. А ныне познакомься с моими содругами. То – бояре, старшие дружинники: Могута, Озарка и Забота. (Перед поездкой в Новгород князь наделил боярским чином своего неизменного меченошу, кой 22 года был его телохранителем. В меченоши же произвел молодого гридня Славутку, к коему приглядывался пару лет.)

– Рад повитаться[6] с дорогими гостями.

Встреча совершалась в Детинце, тереме покойного Вышеслава.

Ярослав, проехав Великий мост, сразу же, под пытливыми взглядами уличан, не извещенных о прибытии нового князя, миновав Владычный двор, подкатил к хоромам брата, где его и увидел посадник Константин.

– Когда пир зачинать, Ярослав Владимирыч?

– Дня через три, посадник.

– Не поздно ли? Я же, мыслю, завтра пиру быть? Я распоряжусь.

«С умыслом. Видимо, он и Вышеслава князем не величал. Хочет сразу взять быка за рога».

– Вижу, ты, посадник, туговат на ухо. Через три дня! Таков мой приказ.

– Но… Господин Великий Новгород может и обиду затаить. Обида же Новгорода, – ухмыльнулся посадник, – может дорого для тебя стоить.

– Никаких но. Князю лучше ведать, когда знати бражничать, – резко произнес Ярослав и сурово добавил: – Это во-первых. А во-вторых, запомни, посадник: перед тобой – повелитель громадного княжества, и будь любезен называть меня князем. Другого обращения я не потерплю.

Глаза Константина стали до такой степени холодными и враждебными, что Ярослав подумал: «Вот оно – истинное лицо посадника. Он явно зол и ошеломлен. Но по-иному с ним нельзя. Надо сбить с него спесь при узловой же встрече, иначе будет поздно. Таким людям, как он, давать волю заказано».

– Добро, князь, – с кислой миной выдавил из себя посадник, хотя в его душе бушевал огонь.

– Вот так-то лучше, Константин Добрынич… А ныне оставим моих бояр и перейдем в опочивальню. Намерен потолковать с глазу на глаз.

Могута проводил князя удовлетворенными глазами. Молодец, Ярослав Владимирович! Хватко посадника поставил на своё место. Тот аж позеленел и, думается, затаил на князя злобу. Ох, еще и нагорюется с этим посадником князь!

В опочивальне Ярослав уселся в пустовавшее кресло брата и указал рукой Константину на лавку, хотя в покоях находилось еще одно кресло, видимо предназначенное для посадника.

На самом деле так и было. Ранее Константин заходил к Вышеславу, как в свои хоромы, и, не дожидаясь, пока усядется князь, первым разваливался на почетном для высоких гостей кресле. Ныне же он оказался на лавке, как какой-нибудь приглашенный купчишка.

«Привыкай, привыкай, посадник. Ты всего лишь ставленник города, можно сказать, староста, я же властитель, присланный великим князем всея Руси. И властвовать Господином Великим Новгородом не тебе, а мне».

Честолюбие не покидало Ярослава, но он твердо уложил, что пресмыкаться перед посадником, как это делал брат, ни в жизнь не будет. Не для того он в Новгород назначен, дабы быть подручником бояр и Константина.

Посадник сидел букой, такого сорома он не ожидал. Но это тебе не сойдет с рук, Ярослав, зло думал он. Здесь тебе не послушный Ростов, а вольный Новгород, в коем на первом же вече тебе дадут по шапке.

– Ну, будет супиться, Константин Добрынич, – миролюбиво заговорил Ярослав. – Ссора никогда к добру не приводит. Нам надлежит в одной упряжке быть, как коренник с пристяжным. Помысли на досуге.

Покои были едва натоплены, а посаднику вдруг стало жарко. Ярослав хочет видеть его своим доброхотом. Ишь, чего удумал!

Константин расстегнул золоченые пуговицы и слегка распахнул лазоревый кафтан, но капли пота со лба продолжали скользить по упругим щекам, скрываясь в густой, не тронутой еще сединой русой бороде.

– О чем мыслишь потолковать, князь? О делах новгородских?

– О киевских, Константин Добрынич. Ты, как мне сказывали, всякий год в Киеве бываешь.

Посадник пожал широкими плечами. Слова Ярослава его немало удивили: только что в Новгород приехал, а до Новгорода ему и дела нет. Киевские новости ему подавай.

– О чем хочешь изведать, князь?

– Не знаю, правда или нет, но до меня дошла весть, что моего брата Святополка великий князь в темницу заключил.

– И поделом ему! – почему-то в сердцах воскликнул Константин. – Брат твой помышлял ляхов на Русь напустить.

– Ляхов на Русь?! Изреки подробней, Константин Добрынич.