А о ростовских ярмарках слышали? Да, тут у озера они собирались по весне. Одних купцов шесть-семь тысяч. Крестьяне не только свои, ярославские, но и из других губерний к нам ехали со своим товаром. Холсты, мед, пенька, овес. Тут покупали скотину. Я еще помню ярмарки, правда, уже не те, о которых рассказывали старики. И в архивах нашла материалы. С постройкой железной дороги они стали хиреть, а в тридцатом году вообще прекратились.
Мария Николаевна открыла резную дверцу стола. Я помогла ей выдвинуть ящик, тяжелый, набитый аккуратно уложенными папками и тетрадями, и она начала их выкладывать.
— Вы что-то хотели показать?— спросила я.
— Да. Тут у меня о народных гуляньях. Но в самом низу. Одна любопытная справка.
— Не беспокойтесь, расскажите, что помните.
— Помню многое, память хорошая. Тут было гулянье у нас, «столбы» называлось. Не правда ли, странное название? А дело вот в чем: на ярмарку проезжали и солидные люди, и молодежь, особенно молодожены. Нарядные, в русских народных одеждах. Все, что хранилось в сундуках, тут напоказ. Я-то всего не видела, кое-что лишь застала. Старшие передавали: такое живописное зрелище. Возьмутся за руки молодые и чинно идут по центральным улицам. Ряд в одну, ряд в другую сторону. Степенно, двумя потоками. Столбились, как говорили.
«Какая энергия, увлеченность, — думала я, глядя на эту седую полную женщину, подстриженную по моде тридцатых годов. — Страдает от тяжких болей, с трудом, опираясь на стул, передвигается из кабинета в кухоньку, оттуда в спаленку и снова к столу, за работу. Но сколько в ней оптимизма и молодого чувства ревностности к работе. Речь ее интересна своим содержанием, богата, чиста, обширны знания, которыми делится щедро, доброжелательно».
— Но как все же вы, педагог, так любящий, чувствующий родной язык, решились оставить школу?
— Не я оставила, а обстоятельства за меня. Преподавала я больше четверти века. Работу любила. И вдруг случилась беда: стала слепнуть. Почти перестала видеть. Лечилась — не помогало. Врачи говорили одно: нужна операция. Но как-то страшно было. Хрусталик. А вдруг ослепну совсем? Меня оперировали в Казани. И вот я вижу. Работаю и читаю. И все за этим столом. Тогда я и стала краеведением заниматься. Писать в газеты. Увлеклась журналистикой. Интересная, знаете ли, профессия.
«Еще бы не знать! — подумала я. — Я и сама столько лет в печати, а каждый день живешь словно заново. Каждая интересная встреча — подарок судьбы».
— Но, вероятно, какой-то толчок все же был?
— Да, был. Пятидесятилетие школы. Я в ней училась сама, а потом учила детей. Школа номер один. Видели это здание?
— Да, приходилось.
Торжественное, красивое. Парадный вход, большие окна, полуколонны по центру верхнего этажа. Один лишь вид его говорит о том, что здесь совершается нечто великое. Первые, может быть, более важные для человека шаги приобщения к науке.
— Оно и внутри такое же. — Тюнина снова спрятала папки. Укладывала аккуратно, в определенном порядке. — Ее строили по премированному проекту архитектора Трубникова, москвича, в соответствии с требованиями гигиены и педагогики. Здание это и сегодня считается одним из замечательных не только в районе, но даже и в области. Вот я и стала собирать материалы о том, как оно появилось, кто в нем учился, какие события видели эти стены.
В них бушевали такие страсти! Идейные схватки. Особенно в предреволюционные годы. После февральских событий в актовом зале состоялось собрание сильной тогда ростовской буржуазии. Был создан так называемый КОБ — Комитет общественной безопасности, орган буржуазной власти здесь, в Ростове. В этом же здании происходило первое заседание рабочих Советов. Резолюция была большевистская принята. Но вообще в Ростове борьба за Советскую власть проходила и трудно и сложно. Буржуазия была тут крепка, эсеры, меньшевики. И каждый тянул в свою сторону, а по существу, к одному: к старым порядкам и отношениям.
Я набрала столько фактов, что в пору за книжку садиться. Но книжку писать не стала, надвинулось новое событие, и уже не ростовское, а в масштабе России. Тысяча сто лет Ростову исполнялось. Готовиться к юбилею начали загодя. Меня включили в комиссию по подготовке празднеств. Три дня юбилей справляли. Сессия Ученого совета была. С докладами выступали большие ученые, историки, археологи, архитекторы, краеведы. И москвичи, и наши. И предо мной все глубже, все шире стал раскрываться наш город, его история. Вот и решила тогда окончательно посвятить свою жизнь краеведению.
Материал шел, как говорится, из первых рук. Я, знаете ли, из рода Футуровых. Это в Ростове старинная фамилия финифтяников. Я вижу, вы знаете, что такое финифть.
Тюнина показала на брошку, которую я купила давно. Нынче в продаже изделия ростовчан появляются редко, и нет того разнообразия рисунков, что лет десять назад.