Ярославский мятеж

Опасения Перхурова оказались вовсе не напрасными. В ночь выступления Супонин не прибыл на Леонтьевское кладбище. Некоторое время после захвата оружейных складов начавшие выступление офицеры ожидали прибытие броневиков. Именно с этим было связано почти часовое бездействие, равно как возникли опасения относительно того, что планы раскрыты и заговорщики, направившись в город, оказались бы в ловушке. Однако броневой дивизион примкнул к восставшим, хотя и с очень большим запозданием. Оказалось, что второй броневик вышел из строя, а потому несколько десятков человек выдвинулись при поддержке только одной бронемашины. Очевидец вспоминал: «Когда броневик прибыл – дело улучшилось. Мы двинулись. При входе в город с левой стороны тянулись заборы, и тут показались скачущие всадники, человек 40–50. Я расставил цепь и приказал, чтобы огня не открывали. Цепь имела дозоры, а броневик ушел вперед».

Самым странным в этой ситуации было то, что броневой дивизион привел вовсе не поручик Супонин. Тот накануне выступления исчез в неизвестном направлении. Возможно, он испугался последствий, а потому решил умыть руки; не стал выдавать планы восстания, но и не присоединился к нему.

Час спустя именно при поддержке бронеавтомобиля «Добрыня Никитич» белые офицеры вступили в город. Подобное соседство ввело многих в заблуждение. Один из большевистских активистов вспоминал: «Дальше я заметил конницу и броневик. Я думал, что едут красногвардейцы, и в душе порадовался. Когда толпа при виде их стала расходиться, то они кричали: не бойтесь – это не красные, и толпа стала приветствовать их криками “ура” и бросаньем вверх шапок».

Возможно, поведение командования броневого дивизиона показалось излишне коварным, а может быть, офицеры этой части действительно люто ненавидели советскую власть, но именно с ними часто ассоциируются расправы с высокопоставленными советскими служащими. Например, считалось, что командир броневика Прокофьев собственноручно расстрелял помощника губернского административного комиссара А. Шмидта. Хотя на самом деле Шмидт не был расстрелян – он был ранен при невыясненных обстоятельствах, а на следующий день скончался в лазарете. Именно с броневым дивизионом связывали имена первых ярославских советских сыщиков – начальника губернского угрозыска Грекова и губернского комиссара милиции Фалалеева, которые сразу перешли на сторону белых и начали активные расправы. Версии об их причастности к броневому дивизиону, с одной стороны, выглядят откровенно фантастично, как, например, в случае с рассказом члена губернского ревкома Александра Громова: «Были выстрелы, но не попали в меня, и, как рассказывают после, кто видел, когда я ехал, то за мной гнался броневик, управляемый начальником уголовного розыска Грековым». Впрочем, у других очевидцев повествование выглядит весьма правдоподобно. Один из ярославских большевиков Петр Путков так сообщал о событиях 6 июля 1918 года: «Я взял оружие и направился по направлению к Дому Народа. Подходя к Советской площади, я заметил броневик, у которого стоял Фалалеев. Подхожу, спрашиваю, что происходит. Он мне отвечает: вы арестованы, и я направляю Вас в распоряжение начальника первой части».