Ярославский мятеж

Пытаясь остановить обстрел города именно зажигательными снарядами, полковник Перхуров решил прибегнуть к крайней мере. Позже, во время судебного процесса, он вспоминал об этом эпизоде. «Ту канонаду, которая была в Ярославле в силу этого, не всегда можно было услышать и на фронте в германскую войну. Меня удивляло только то, что действие этих батарей было направлено не на живую силу, а на здания. Между прочим, была стрельба зажигательными снарядами, поднялись пожары, и теперь, когда я просматривал материалы по моему делу, я встретил фамилию Большакова, который мне напомнил слова, о которых я забыл сказать. Когда начались пожары, я не верил, как можно простым снарядом полевым произвести пожар. Я сам артиллерист и знаю, что полевым снарядом нельзя зажечь здание без соломенной крыши. Здесь же горели здания каменные и деревянные, во всяком случае с железными крышами. Потом я узнал, что стрельба производится зажигательными снарядами. Я сделал предложение, чтобы они прекратили стрельбу зажигательными снарядами, так как это приносит громадный вред населению, а на нас мало действует. Я писал тут же угрозу, что если это не будет прекращено, то за выстрелы зажигательными снарядами будет расплачиваться тот, кто сидит под арестом»

. Громов, на том же процессе являвшийся свидетелем обвинения, подтвердил эти сведения, только на свой собственный манер:

«Он писал: не стреляйте, ибо за каждый ваш выстрел будет расстреляно 10 человек с баржи. Мы ответили, что за каждую голову будет снесено десять домов в щепки»

. Обстрел так и не прекратился, но, к чести Перхурова, он решил не прибегать к таким крайним мерам, как расстрел заложников из числа большевиков и советских служащих.

Тем не менее обстрел города не прекратился. Если судить по документам штабов Красной армии, предположения Перхурова о том, что обстрел Ярославля сознательно велся именно зажигательными снарядами, были верными. Почти каждый день в Москву летели просьбы прислать еще и еще зажигательных снарядов. Очевидцы вспоминали, что ультиматум Перхурова подействовал весьма ненадолго: «9 июля, на другой день после происшедшего пожара, стрельба немного попритихла и я пошел посмотреть, что осталось от того, что было вчера. В воздухе пахло гарью, кой-где дымились головешки, обыватели ходили около сгоревших домов и плакали по погибшему имуществу, что ими было нажито своими трудами и чего лишились в один миг. Но недолго пришлось им раздумываться над потерянным, пришлось убегать с пожарища, ввиду опять наступавших белых и поднявшейся стрельбы».