Ярославский мятеж

Может возникнуть вполне логичный вопрос: если организация Перхурова и его окружение так активно выступали и против большевиков, и против наследия Временного правительства, то зачем же во время «мятежа» они восстановили в правах комиссара этого самого правительства Бориса Дюшена? Когда говорят об этом, то обычно ссылаются на рассказ Дюшена, который воспроизводился в воспоминаниях белого публициста Романа Борисовича Гуля. «До последнего я оставался в губернаторском доме (обычная резиденция комиссаров Временного Правительства в губернских городах). Когда в город уж ворвались большевистские банды, я бросил все, взял револьвер и вышел на Пушкинский бульвар. Было раннее утро. На окраине шла стрельба. На бульваре ни души. Я шел с револьвером по бульвару. Потом сел на скамейку и думаю: сейчас кончать или немножко подождать? Но, м. б., потому, что утро было чудесное, я решил подождать. А стрельба все близилась с окраин к центру. Взглянул я на небо, на револьвер и вдруг почувствовал, что смертельно устал от всей этой ерунды, называемой жизнью. Встал. Оставалось немножко приготовиться. И вдруг сзади услышал шаги и странное бормотание. Оглянулся: прямо на меня идет человек. А стрельба с окраин все близится, разгорается. Человек подходит, и я вижу, это мой друг, рабочий, и совершенно пьяный»

. Далее рассказывалось, как Дюшен почти целые сутки прятался под крышей «китайской» беседки, которая располагалась на бульваре. Начать надо с того, что все эти воспоминания в основе своей являются выдумкой. Это подразумевал и сам Роман Гуль, когда давал Дюшену такую характеристику:

«Дюшен был приятным человеком. И при всем том мне всегда казалось, что он – “нарисованная дверь”, по выражению Зинаиды Гиппиус, примененному к И.И. Фондаминскому-Бунакову. Дверь-то нарисована, поэтому и войти в нее нельзя».

Проще говоря, Гуль нутром чувствовал, что Дюшен был весьма фальшивым человеком. Если мы посмотрим на указанный отрывок, то бросается в глаза, что Дюшен едва ли мог прятаться в последний день восстания в «китайской» беседке на бульваре, так как та сгорела несколькими днями ранее. Да и при Перхурове он был вовсе не комиссаром Временного правительства, а всего лишь начальником радиостанции в составе совершенно «неперспективного» автотехнического отдела. Собственно, и восстановления такой должности, как комиссар Временного правительства, не могло быть по определению, так как своим постановлением А.П. Перхуров в качестве главнокомандующего Ярославской губернии упраздняет не только все органы советской власти, «где бы в пределах Ярославской губернии таковые ни находились и как бы ни именовались, как коллегиальные, так и единоличные», но и восстанавливает управление, характерное для царской России. Во избежание разночтений он открыто указывает в постановлении: «Отменяются действия положений Временного правительства: а) о губернских и уездных комиссарах, б) о милиции и в) о губернских, уездных и волостных земельных комитетах. Дела означенных комитетов временно передаются в ведение губернского и уездных земств и волостных старшин по принадлежности… Приостанавливается действие постановлений, изданных Временным правительством: а) о производстве выборов городских гласных, б) губернских и уездных земских гласных, в) временные положения о волостных земских самоуправлениях, г) о поселковом управлении, правила о волостном обложении, о волостных сметах, раскладках и о волостных сборщиках и д) положение о судах по административным делам».