Ярость

— Ты поступаешь в отношении нее очень плохо, Тео. Ты относишься к ней, словно к ребенку, потому что у тебя нет ни малейшей идеи в плане отношений взрослого отца с взрослой дочерью. У нее ее тоже нет, но она и не обязана. Сейчас она дезориентирована и, не имея понятия, как себя повести, просто-напросто пользуется твоей слабостью. Но, чтобы было ясно, я ее и не виню. Мне об этом неприятно говорить, Тео, но то время, когда она была нуждавшейся в отце девочкой, уже прошло. Я понимаю, тебе это неприятно, тогда у тебя в голове было совсем иное, только… что упало, то пропало.

Шацкий ничего не сказал. Во-первых, не хотелось взорваться, а во-вторых, он знал, что Женя права. Что ему нужно было сделать? Он любил Хелю, хотел, чтобы ей было только хорошо. Да, он допускал мысль, что балует дочку, поскольку этим глушит угрызения совести после расставания с Вероникой.

— И чтобы было ясно, — прибавила Женя. — Чтобы ты не считал, будто это как-то связано с твоим разводом, бла-бла-бла, психологические бредни из ящичка для плачущих над собою. Хрен это, а не правда. Твоя дочка храбрая, современная, сильная и уверенная в себе. Ты же оскорбляешь ее, ничего не требуя и относясь к ней, словно к любимой доченьке. Ты делаешь то же самое, что и твой сексистский отец, что и твой сексистский дед. Ты боишься красивых женщин и пытаешься втиснуть дочь в форму, которая ей совершенно чужда.

— Откуда ты знаешь, что мои отец и дед были сексистами?

Женя глянула на него и хрипло расхохоталась, и смех ее был более громким, чем недавние стоны.

3

Проснулся он точно так же, как и всегда. Без того, чтобы ворочаться с боку на бок, без досыпа, без раздумий над тем, а может еще чуточку полежать или пора браться за дело. Просто-напросто открыл глаза, обнаружил, что уже светло, и тут же встал, словно бы не хотел уронить ни мгновения нового дня.

Спальня была пустой, такое редко случалось в это время, но случалось. Он вышел в коридор, огляделся. В доме было тихо, он не слышал суеты, не слышно было и радио с телевизором. Ему хотелось пойти в туалет, но вместо этого остановился у ведущих вниз ступенек и засомневался. Он глядел вниз, размышляя над тем, то ли позвать кого-то, то ли незаметненько спуститься и поглядеть, а что там происходит внизу. Десяток с лишним деревянных ступеней искушал. И он решил тихонечко спуститься.

Он уселся на самой высшей ступеньке и несколько секунд ожидал, что будет дальше. Ничего не случилось, в связи с чем он сполз на ступеньку ниже и снова застыл. И опять ничего не произошло. Он огляделся, но ничто не нарушало пустоты и тишины. Он решил воспользоваться случаем и, применяя ту же технику, сползая на попке с очередных ступенек, очутился внизу.

Перед этим у него был план, чтобы заглянуть в котельную, самое таинственное в доме место, но спуск по ступенькам слишком возбудил, так что котельная просто вылетела из головы. Мало того, что дверки возле лестницы были открыты, так что, наконец, он мог спуститься сам, впервые в жизни, так он еще и помнил, как следует спускаться. Он был горд собой!

— Мама, я сам ду! — крикнул он. — Мама, день! Сам ду по тупенькм, на попе. Не кричи, — добавил он на всякий случай, если бы оказалось, что, все-таки, он сделал чего-то такое, чего делать как раз и нельзя.

В доме на Рувней было пусто и тихо.

4

Даже для Вармии это был уже пересол. Подумалось, что именно так будет выглядеть ядерная зима, не обещающая ничего хорошего и мрачная. Начало десятого утра, а фонари до сих пор горели, и солнечного света сквозь тучи продиралось столько лишь, что прокурор пожалел о том, что не взял фонаря. Ему представилось, что весь Ольштын с высоты птичьего полета должен выглядеть словно прикрытым толстым слоем темно-серого фетра, крайне потасканого, оторванного от сильно изношенного вселенского резинового сапога.

Прокурор Теодор Шацкий и не предполагал, что подобная погода вообще возможна.

Он быстренько пробежал несколько шагов, чтобы как можно скорее очутиться в освещенном помещении, кивнул портье и, не снижая скорости, взобрался на второй этаж, где столкнулся со стоявшей в коридоре начальницей. Шацкий кивнул в качестве приветствия, уверенный на все сто, что женщина только что вышла из туалета. Но нет, она ожидала именно его. В бежевой кофте на фоне бежевой стены, она выглядела так, словно бы специально натянула маскировочный мундир.

— Ко мне, — повелительно произнесла она, указывая в сторону секретариата.

Шацкий снял пальто и вошел в кабинет. Начальница не стала играться в какое-либо открытое и сердечное руководство — едва мужчина переступил порог, женщина закрыла дверь.

— Пан Тео! — начала она тоном, который никак не свидетельствовал о том, будто бы она собирается быть в отношении него «ах, каким замечательным человеком, воплощенной добротой». Один вопрос: почему ваш асессор, наглый, съехавший с катушек урод, который еще недавно чуть ли не силой вынудил меня согласиться, чтобы ему дали возможность работать с вами, сейчас подает официальное заявление о вынесении вам выговора?

Шацкий поправил манжеты.