Ярость

У каждого поводка всегда имеются два конца. У капитана крупнотоннажного мореплавания Томаша Шульца совершенно не было желания вытаскивать вторую руку из теплого кармана, так что он воспользовался той, в которой держал поводок, чтобы до конца тянуть молнию непромокаемой куртки и тем самым получше защититься от погоды. Этим движением он потянул за шею своего глупенького лабрадора, который радостно дернулся, из-за чего капитан Шульц поскользнулся и чудом не рухнул в разъезженную грязевую реку, названную каким-то чиновником-юмористом улицей Рувней.[66]

Жена успела придержать мужа за локоть в самый последний момент.

— А вот знаешь, о чем я думаю? — спросил тот.

— К сожалению, моя жизнь бедна на этот фрагмент знаний.

— Я думаю о том, в скольких местах на свете мы были вместе.

— Если верить нашей карте, то в двадцати восьми странах.

Томаш Шульц кивнул. Он считал вчера, и у него вышло именно столько же. Их карта была чем-то вроде светского домашнего алтаря; на огромном эллипсе с политической картой мира шпильками с цветными головками они отмечали все посещенные ими места. Красная головка — это там, где они были всей семьей, с детьми; оранжевая — если отправились туда вдвоем; синий цвет был зарезервирован для него, зеленый — для нее. Когда дети подросли и уже начали ездить самостоятельно, они прибавили шпильки с белыми головками для дочки, и с желтыми для сына. Шесть цветов с кубика Рубика.

— А хоть где-нибудь видели бы мы место, чтобы дома ставили в чистом поле? Где обложенные песчаником дворцы с коваными оградами и гранитными подъездными дорогами стоят вдоль реки из грязи?

Супруга отрицательно покачала головой.

— И вот скажи мне, ну что в этой чертовой стране не так? Что это вообще за грязеленд, в котором разрешают строить дома, подключать воду и электроэнергию, а дорогу вечно оставляют на следующую декаду? Это что, какой-то заговор? Что, тянут взятки с фирм, производящих машины-внедорожники? Или с мастерских, ремонтирующих подвески? С автомоек? С химчисток?

— И не забудь про ортопедов.

— И зачем мы вообще выходим в такую погоду?

Шульцу тяжело было перестать бурчать, когда уже начал.

— У нас собака.

Это правда, собака у них имелась. В связи с чем, сейчас они бродили по грязи своей малой родины, в самый уродливый, самый отвратительный, наиболее паскудный день в году. Потому что у них имелась собака. По кличке Бруно.

Пара отошла от дороги. Томаш спустил Бруно с поводка. Сейчас они находились в новой части поселка, в это время суток такой же безлюдной, как Припять. Жители пытались заработать на выплату очередного взноса по кредиту, а если дома и остались дети с матерями или бабушками, то наверняка тщательно укрытые перед кошмарной погодой.

Бруно носился по покрытым грязью ямам, разбрызгивая стоячую воду, при этом меняя свой шоколадный окрас на кремовый, потому что грязь в этой части Вармии имела как раз такой оттенок. В какой-то момент пес остановился и залаял.

Пара его хозяев тоже остановилась, обменялась взглядами. Бруно практически никогда не лаял. Хозяева даже спросили у ветеринара, все ли в порядке с голосовыми связками. Врач только посмеялся над ними и сообщил, что лабрадоры бывают малоразговорчивыми.

А вот теперь он остановился перед чьей-то оградой и лаял.

Томаш подошел, успокоил пса, похлопывая его по голове. Он глянул на стоящий за оградой домик. Новый, ничем не выделяющийся. Первый этаж, чердачные помещения жилые с окнами на крыше, вместо гаража — навес. Понятное дело, гораздо больший, чем их старенькая прусская халупка.

Планировка дома была классической, через окно рядом с входной дверью была видна кухня, открытая в сторону столовой и салона. Томаш заметил, что холодильник распахнут. Лампы горели как в кухне, так в спальне наверху.

А еще ему казалось, будто он слышит монотонный детский плач.

— Слышишь? — спросил он.

— Ничего не слышу, у меня уши замерзли.

— По-моему, ребенок плачет.

— Из моего опыта следует, что дети, в основном, этим и занимаются. Пошли, а не то я вся замерзну.

— Но ведь он все плачет и плачет.

— Потому что у него лопнул шарик, или ухо болит, или мама выключила сказку, или не дала сникерс на завтрак. Ты так говоришь, словно у тебя самого никогда не было детей.

Томаш погладил Бруно по голове. Пес все так же глядел на дом, но уже не лаял и не ворчал. Может он, и правда, излишне восприимчив.

— Я позвоню, — казал он, положив палец на кнопке переговорного устройства.

— Да успокойся ты, женщине нужна всего лишь минутка покоя. — Жена ласково взяла супруга за руку, оттянула от калитки. — Вопящий короед и сующий нос не в свои дела сосед — лично для меня этого было бы слишком много.

Тогда Томаш сунул в карман собственную руку вместе с рукой супруги и подумал, что, возможно, он и вправду излишне чувствителен. Всегда он был немножко таким вот папой-квочкой, вся семья над ним смеялась. Ничего его не волновало, только дети и все.

Они прошли мимо трех участков, когда заметили, что Бруно так и не тронулся с места. Пришлось трижды свистеть, чтобы непослушный пес прибежал к хозяевам.

8