Яростное влечение

— У меня есть деньги, — неуверенно произнесла она.

— Недаром я верю в тех, у кого прекрасные каштановые волосы! — сразу просиял Вуд. — Достаточно ли я убедителен? Не надо ли встать на колени и умолять? Я верну каждый цент, когда обчищу мистера Моррисэя.

— Вам не надо ничего мне возвращать, — сказала Бесс уже тверже. — У меня к вам дело.

— Вы хотите, чтобы я продал вам душу? Прекрасно! Можете ее брать.

Бесс усмехнулась:

— Нет, всего лишь одежду. Я хочу взять ее напрокат на несколько часов. Похоже, у нас одинаковый размер.

— Хочу ли я узнать еще что-нибудь об этом странном желании? — спросил сам себя Бенджамин Вуд и мудро покачал головой: — Абсолютно ничего. У меня есть костюм, который будет чудесно смотреться на вас. Я остановился в «Конгресс-холле», который в двух шагах отсюда. Вернусь через три минуты. Готовьте деньги, дорогая леди, и не говорите мне больше ничего. Да-да, больше ни слова!

Он уже ускользнул было, но Бесс остановила его:

— Подождите, я пойду с вами. Я не могу переодеваться в женской комнате.

— Бесс, ты сумасшедшая! — зловеще прошептала Джинни, хватая подругу за руку. — Куда ты пойдешь? Какая еще одежда?!

— Не паникуй, Джинни. Это будет забавно. Если повезет, меня не сразу раскроют.

И Бесс с Вудом отправилась в его гостиницу.

Рукава рубашки оказались слишком длинными для Бесс, туфли — слишком большими, но по крайней мере брюки сидели хорошо. Она высоко подобрала волосы, чтобы спрятать их под шляпу.

— Отлично! — заявил Вуд с нескрываемой насмешкой. — Вы выглядите как Элизабет Харт, одетая мужчиной. — Он был явно недоволен. — А я, идиот, вожусь с вами.

Вуд нырнул в гардероб, выбросил оттуда дорожную сумку и открыл ее прямо на полу.

— Я артист, и у меня есть такие вещи, как булавки и заколки. — Он протянул Бесс две коробочки. — Подбери как следует волосы и заколи рукава.

Она подчинилась, стараясь не очень уж радужно улыбаться. Помощник у нее оказался на славу.

Бенджамин снова стал копаться в сумке, ворча себе под нос про свой идиотизм. К тому времени как Бесс подвернула и заколола рукава, он уже вывалил все свое имущество на пол, упорно ища что-то.

— Когда тебя схватят, не смей упоминать мое имя! И не надо возвращать мне все это здесь. Вернешься в Нью-Йорк, тогда и вернешь. Или лучше купи все это у меня сейчас.

— Ты воспринимаешь мою затею слишком уж серьезно.

— Джон Моррисэй был чемпионом по спортивной борьбе, и весит он намного больше меня, — пояснил Бенджамин причину своей сугубой осторожности.

Он нашел среди разбросанных по полу вещей кудрявый белокурый парик:

— Надень!

Бесс радостно схватила парик и побежала к зеркалу.

Бенджамин стоял за ней, держа в руках кустистые пшеничные усы. Когда она налюбовалась своим отражением в парике, он приклеил усы ей под нос.

— Та-ак, — оценивающе оглядел он всю ее фигуру. — Надвинь шляпу пониже. И моли Бога, чтобы твои каштановые завитки не вылезли из-под парика. Кстати, я не знаю, о чем речь. Или знаю?

— Нет, не знаешь и не узнаешь.

— Хорошо. Сядь сюда, я сделаю тебе неузнаваемое лицо.

Пользуясь несколькими стеклянными сосудами и баночками, он гримировал, красил, пудрил ее лицо. Закончив, распрямился, кинул на Бесс орлиный взгляд и одобрил свою работу:

— Неплохо, совсем неплохо! Но я скажу тебе, на чем ты погоришь.

— На чем?

— Тебя выдадут глаза. У мужчин не бывает таких прелестных глаз... Впрочем, и от этой беды есть спасение.

Вуд нагнулся еще раз над сумкой и вытащил пенсне. Надев его на нос покорно все переносящей Бесс, он отошел, чтобы окончательно оценить эффект.

— Глаза все-таки остались женскими, но сойдет. Теперь хочешь пару советов?

— Да. Я обожаю советы, — сказала она весело и взглянула в зеркало. — Подожди-ка, Бен! Кто это в зеркале?

Она пригляделась. Симпатичный молодой человек с густыми белокурыми кудрями и пушистыми усами, настолько же нереальный, насколько и убедительный, смотрел из зеркала фиалковыми глазами Элизабет Харт и улыбался в усы.

— Теперь имя, что-нибудь простенькое, не подозрительное, — предложил Бенджамин.

— Эбрахэм Вуд, твой брат из Чикаго.

Бенджамин побледнел:

— Нет-нет! Я даже не знаю, что ты затеваешь, как же я могу отвечать за тебя?!

— Но ты пойми: если я приду с кем-нибудь, меньше вероятности, что меня опознают!

— Я не могу, не могу, не могу!

— Как это не можешь? Ты актер. Актеры могут все!

— Не обращайся к моему честолюбию. Это нечестно.

— Ты актер, Бен, и ты разорен. Я заплачу сто долларов, если поможешь.

Застонав, он привалился к стене с прижатой к сердцу рукой.

— Ты подавляешь меня, лишаешь свободы воли... Сто долларов, говоришь?

Бесс кивнула.

Он выпрямился и перешел на деловой тон:

— Ну ладно, ты — Эбрахэм Вуд. Но не из Чикаго — акцент не тот, а из Нью-Йорка. И только на случай, если кто-нибудь спросит! Если нет, останешься тихой и безымянной. Мы войдем в игровые комнаты вместе и сразу разойдемся. Согласна?

— Да.

— Ничего не говори, когда можно избежать разговора, но если уж будешь разговаривать, не старайся менять голос: это лишь привлечет к тебе внимание. Я знаю, будет искушение, но не делай этого. Запомнила?

Бесс кивнула.