Ящик Пандоры

— Послушайте. Если Гончаренко симулирует душевную болезнь, значит он хочет уйти от ответственности. Я так понимаю причины его придуривания.

Психиатр иронически посмотрел на Золотарева, вложил руки в карманы белоснежного халата и приподнялся на цыпочках:

— Молодой человек, в стенах этого учреждения не принято употреблять подобную терминологию! Но если вы хотите знать о причинах...

Романова жестом остановила врача, повернулась к капитану:

— А ты Золотарев не возникай... Так что. вы такое хотели сказать о причинах симуляции? По-моему, капитан прав, обычная симуляция, натворил дел, страх перед ответом...

— Видите ли, товарищ полковник, это не совсем простой случай, но не со стороны диагностической психиатрии, а — психологии. Он находится в постоянном сиюминутном страхе: он боится за свою жизнь. Практически ничего не ест, пьет воду из-под крана, жует > сухое печенье. Напрягается при открывании двери, звуке автомобильных тормозов, спит при свете, ну и многое другое.

— У него же там охрана, я ему специальную единицу выделила.

— Извините, товарищ полковник, но эта «единица» призвана караулить преступника, каковым по вашему письменному представлению является Гончаренко, а вовсе не охранять его жизнь. И еще одно наблюдение, сугубо мое личное: Гончаренко как раз больше всего беспокоит эта охрана.

— Это как же понять?

— Когда я открываю дверь в его палату, он пытается разглядеть, кто там сидит в коридоре. Ему видны сапоги и часть форменных брюк охранника, он не знает, кто это, но -очень хочет знать. А по роду своего «заболевания» ему не положено ориентироваться в обстановке и проявлять к ней интерес. Учтите, товарищ Романова, физическое состояние Гончаренко плохое, давление поднялось очень высокое, сердечная аритмия. Все это от дикого психологического перенапряжения, от того, что он вынужден скрывать свой страх. Пообещайте защиту для него самого, для его семьи, и лучше всего, товарищ Романова, поговорите с ним наедине. Хочу только предупредить, что приятного в свидании с ним будет мало. Он изобрел себе позу: ковыряет, извините, в носу, отставив театрально локоть в сторону, широко разинув рот и высунув язык. И... еще раз извините, выделения из носа нанизывает на подоконник.

— Ах вот что...— равнодушно прореагировала Романова.

Гончаренко сидел на больничной койке — трудно-узнаваемый, взлохмаченный, с синяками под глазами,— тупо уставившись в угол комнаты. Полковника милиции мало интересовало состояние души своего подчиненного, всеми правдами и неправдами она должна была знать имена тех, кто похитил Кепгу, убил Анну Чуднову, преследовал Нику Славину.

— Здравствуй, Роман,— сказала она негромко и почти дружески, плотно прикрывая за собой дверь. Прошла к кровати и присела на край.

Гончаренко откинул локоть правой руки в сторону, вывалил язык и запустил в нос мизинец, изогнув кисть руки.

— Э, нет, Рома, ты не учитываешь, что у меня память замечательная просто. Я этот номер хорошо помню, дело Васильчикова, который занимался сбытом краденых драгоценностей, мы с тобой на него вместе дело вели, в году так восемьдесят втором,— не так ли? Только Васильчиков твой действительно сдвинулся по фазе на почве ареста, а ты тут представление устраиваешь. Но я женщина брезгливая, и если ты будешь дальше притворяться, то пусть с твоими соплями разбирается кто-нибудь другой. Например, Красниковский.

Романова поднялась с кровати, стала оправлять измятый угол постели, заметила, как застыла в воздухе рука Гончаренко.

— Возьми полотенце, утрись, Роман. Я с тобой говорить хочу. Как с человеком. Ты же старый оперативник, должен понимать, что свое ты уже заработал. Я, ты ведь знаешь, концов не рублю, я тебя до конца раскручу. Думаю, что ты не убивал никого, хотя жаден до ужаса, притом хамло и фраер. Потому пособником можешь быть в любом деле. Коротенько тебе скажу, картинка такая: устроили вы явочную квартиру у Капитонова, пристукнули там комитетчика Биляша, нашего Гену Бабаянца прикончили. Трупы зарывали в бывшей усадьбе Под-ворских. Мы с твоей пишущей машинки ленту расшифровали, время на пересказ терять не буду. Далеко зашел, Гончаренко, полез не в своего ума дело. Не поделил чего со своими подельниками, а, Рома? Теперь вот дрожишь в этой дыре, как сука. Ну и дрожи дальше. Симуляцию твою доктора раскрыли, так что до суда выпущу тебя на волю, только вот догуляешь ли до неволи?

Кривила душой начальница МУРа, куда там на свободу! Но знала: боится сейчас этой свободы Гончаренко больше, чем тюрьмы.