Ясновидец Пятаков

Делается это, заметил Чингисхан, чтобы повысить производственные показатели. Ведь пока бригада очередь в столовой отстоит, пока поест-закинется, пока к работе вернётся, обеденный перерыв не резиновый, а растягивается. И неизвестно ещё чем нас кормят. А тут – обед с часу до двух, в бригадном вагончике. Там у нас стол, влезают четверо. Нас восемь, значит, по полчаса на смену. Никто не воспротивился: Гаврик готовит хорошо, просто и вкусно и денег не требует. Вакуум, к примеру, с первого дня стал просить и получать добавку.

Но я отвлёкся. Так уж вышло, что я не выдержал и рассказал Ваське обо всём произошедшем в больнице. Да и можно ли было смолчать? Вакуум сам видел Гаврика и заметил, какие мы с патроном ошарашенные (я назвал руководителя патроном, поскольку слово «шеф» тут не звучит). К моему удивлению и радости, Васька мне поверил. И когда у Серафимы начались проблемы с Плимплюсом, он сразу понял: это его козни.

Я всё же заварил чай, когда засвистел чайник.

– С Симкой мы знакомы с детского сада. – Вакуум, наверное, забыл, что уже рассказывал мне эту историю. – Ох, она смешная была! А потом в девятом классе раз…

– И выросла! – перебил я. – И все пацаны поняли, какой ты был хитрец и молодец, что с ней с седьмого стал дружить. Ты мне ещё третий раз расскажи эту романтическую историю.

– Да? Я рассказывал? Не помню, – усмехнулся он и посетовал: – Дурацкое по нынешним временам имя – Симка. Я ей шутейно говорю: «Давай буду звать тебя Флешка?» Она: «Очень смешно!» – «Это, – говорю, – между прочим, вспышка!» – «Это ещё и плоть, ну, в смысле – тело!» – говорит. Я ей: «Так у тебя и с телом всё в порядке!» Она чего-то сердится. Сима и Фима ей тоже не нравятся. Серафима – нормально, но как-то официально, хочется поласковее. Вот и зову её – Лягушечка.

– Ну чё ж, ласково, – согласился я, наливая чай, – а какая связь? На жабу она не очень похожа.

– Она на три года меня младше, значит – ещё зелёная. – Вакуум не обратил внимания на мою иронию. – Ну, а ещё она… царевна.

Тут Васька немного смутился, да так смешно, что я отвернулся в холодильник за сгущёнкой и подумал, если Лягушечку Серафиму приодеть, не всякая царевна с ней сравнится. Вслух сказал:

– Точно. Несмеяна. А тебя она как зовёт? Тритон?

– Почему тритон?

– Потому что за смену по три тонны разгружаешь.

– Не, просто Кот.

– А, ну да, Васька же.

– Да, улыбается она редко, – улыбнулся он, – зато когда смеётся, я для неё готов внутрь мехом вывернуться.

– Что ж ты не оденешь-то её по-царски?

– Да не хочет она ничего! Ходит в своих обносках. Говорит, вдруг размер изменится… Всё, пошли к Пятаку. Сдаётся мне, он знает, что нам делать. А то не ровён час…

– Идём как будто к Чингисхану, понял? А с Гавриком уж как получится.

– До ссор у нас доходит – она боится, как бы я Плимплюсу башку не открутил.

Когда мы проходили по мосту, с которого я наблюдал за жизнью и приключениями первобытного хищника, мне захотелось рассказать Ваське об утиной охоте. Я уже состряпал соответствующую физиономию, придумал вступительную фразу и даже раскрыл рот, но вдруг увидел: он шагает с таким мрачным выражением на лице, что решил обождать. Мучительная мина изменила Вакуума до неузнаваемости.

– Ты чё, чувак? – спросил я за мостом. – Жабу проглотил?

Вакуум заговорил с середины фразы, как будто зазвучали мысли, проговариваемые им про себя:

– …Очень не люблю мосты. Мы под мостом поймали людей с фугасом, там же их и ликвидировали. Без выстрелов, просто забили. Потом взорвали. Их же фугасом, чтоб без палева. Это враги… А Плимплюс на Лягушечку глаз положил. Он враг? Не знаю. Однако я готов его… короче, снять с пробега. Внутри всё разъедает. От ярости и страха постоянно подташнивает. Такое состояние у меня третий раз в жизни. Первый раз было под мостом.

Прошли немного молча.

– Второй – не так давно в деревне. Мой дед работал в школе учителем труда. Деревня как деревня, все знают всех. Жили в ней два брата-отвязка. Учились плохо. Туповатые, но наглые, вели себя вызывающе. С дедом постоянно конфликтовали. Ставил им прогулы, двойки за несдачу зачётов. Они каким-то образом школу всё же закончили и остались в деревне. Гоняли на старой «девятке» безумно. Дедушка на пенсии крепко выпивал и гулял с моей собакой Маруськой. Как-то пьяненький уснул на обочине, Маруся его охраняла. На машины лаяла. Эти братья проезжали мимо и нет чтобы объехать собаку, специально её сбили. Насмерть.

Он перевёл дыхание и продолжил:

– Три года прошло. Мне никто не рассказывал, чтобы я не заклинил. Бабушка говорила, она, Маруська, в лес удрала и пропала. Потом дед помер. А недавно я случайно узнал от посторонних людей, как было дело. Специально задавили мою собаку. Специально. Вильнули. И. Задавили. Мою. Собаку. И вот я сижу и думаю: сжечь им машину или переломать их обоих битой бейсбольной. Представляешь, Миха, какой тяжёлый кайф от ударов прикладом по рёбрам и затылкам? Думаю, представить можешь…

Я ничего не ответил. Он помолчал семь секунд.