Явка до востребования

Федор Иванович был отзывчив на чужое горе и занимался благотворительностью, когда ещё сам, можно сказать, был нищим. Во время Первой мировой войны он на свои средства содержал два госпиталя. Дочери его ухаживали за ранеными. Шаляпин и в России, в том числе — в Советской, и за рубежом, часто выступал на благотворительных вечерах, помогал сиротам, давал деньги, и порой немалые, церквям на подарки к праздникам детям и неимущим.

Рассказывал Иван Иванович и о «несносном» характере своего друга. От него страдали и дирижеры, и партнеры. Он постоянно вносил в свои партии что-то новое. И не дирижер давал ему советы, а он указывал дирижеру, что и как надо играть. И при этом не терпел возражений. Дирижер Труффи говорил Шаляпину: «Если делать все, что ты хочешь, после спектакля можно лечь в больницу». И тот же Труффи признавался: «Черт Иванович! Постоянно все меняет; и все хорошо».

До сих пор люди, изучающие жизнь Шаляпина, спорят о том, хотел ли он вернуться из эмиграции. Ответ, мне кажется, однозначен: хотел, но не смог. «Насколько я знаю, — рассказывал Махонин, — с самого начала пребывания Шаляпина за границей в советских газетах появлялись малоприятные для него публикации. И все-таки он готов был вернуться на Родину. Болес того, была назначена и дата возвращения — октябрь 1927 года. Он собирался участвовать в юбилейном концерте, посвящённом 10-летию Октября. Но незадолго до этого произошло событие, которое перечеркнуло его планы».

Шаляпин попросил настоятеля храма Александра Невского освятить его дом. И, покидая храм, увидел группу плохо одетых детей русских эмигрантов. На следующий день он передал священнику 5 тысяч франков на подарки детям. Какое-то время спустя в газете «Возрождение» был опубликован отчет настоятеля храма об израсходовании этой немалой суммы. И через неделю в советской прессе появилась статья о том, что Шаляпин помогает белой эмиграции. Вслед за этим Ф.И. Шаляпина лишили советского гражданства и звания «народный артист». Кому-то в СССР, то ли из числа его руководителей, то ли — братьев-артистов, очень не хотелось видеть Шаляпина в Москве.

Но и после этого оп не отказался от мысли вернуться на Родину. Он еще несколько раз ходил по этому вопросу в советское консульство. О своем последнем визите к консулу Шаляпин рассказал Ивану Ивановичу: ожидая приема консулом, оп листал подшивку «Правды», и в одном из номеров увидел резкую критическую статью в свой адрес. Прочитав ее, он ушел. И больше уже туда не ходил и не звонил. Свой рассказ он завершал словами: «Я там никому не нужен, и говорить больше не о чем». Это было, по словам Ивана Ивановича, в конце 1936 или в начале 1937 года, а 12 апреля 1938 года Федора Ивановича не стало.

Иван Иванович передал мне несколько фотографий певца, ноты с пометками Федора Ивановича. У него хранился портрет артиста в костюме Мефистофеля, написанный углем его сыном Борисом. Этот портрет Махонин обещал «попозже» передать музею Шаляпина в Москве.

В апреле 1959 года я заехал к Махонину попрощаться. На столе были пирожки, грибки и бутылка «Смирновской». Он был грустен. «Я вам завидую, — сказал он, — вы едете домой, в Россию. А мне суждено умереть тут, на чужбине, в прекрасном, но нелюбимом городе. Русскому нужна только Россия».

Умер Иван Иванович 9 июля 1973 года в Ганьи (под Парижем) в старческом доме общества «Быстрая помощь».

8. АРХИВ БЕРДЯЕВА

В пятидесятые годы прошлого века русские эмигранты в Париже, особенно интеллигенты, стали больше интересоваться жизнью в Советском Союзе, легче шли на контакты с сотрудниками посольства СССР. Они приходили в наши учреждения за литературой, издававшейся Совинформбюро (ныне — агентство печати «Новости»), а иногда и с конкретными, интересными для нас, предложениями.

Это было время, когда Советский Союз активизировав борьбу за разоружение, за сохранение мира, усилил «культурную экспансию» на страны Запада. По миру постоянно гастролировали наши прославленные коллективы: Большой, Мариинский, Государственный музыкальный имени Станиславского и Немировича-Данченко театры, Государственный ансамбль народного танца Игоря Моисеева, Московский государственный цирк. В Париже и в столицах других государств выступали известные советские музыканты Давид Ой-страх, Эмиль Гилельс, Леонид Коган и тогда еще молодой Мстислав Ростропович. И пусть не покажется странным, русские эмигранты гордились достижениями Советской России в области культуры и искусства. Это была и их культура, их слава.

Как-то днем, когда я вел прием посетителей, в посольство пришла пожилая русская женщина и сказала, что ее направила к нам Евгения Юдифовна Рапп, родная сестра покойной жены Николая Александровича Бердяева, известного российского философа.

«Госпожа Рапп, — сказала посетительница, — хотела бы и сама прийти в посольство, но в ее возрасте это трудно сделать. Она просила передать, что с удовольствием примет господина атташе по культуре у себя, чтобы обсудить вопрос о судьбе архива Н.А. Бердяева».