Сигрил заверещала от ужаса, а мать кинулась к дочери, но Финан удержал ее. Я обхватил малютку за шею левой рукой, а правой вытащил из-за пояса нож.
– Я скину ее к тебе по частям, – обратился я к Гейрмунду и собрал в ладонь длинные черные волосы Сигрил. – Подержи ее, – приказал я Осферту, а сам отрезал девочке волосы и швырнул за стену, чтобы их развеял ветер. А когда наклонял малышку к камням, где парапет скрывал ее от глаз Гейрмунда, она орала просто великолепно. Я зажал ей рот ладонью и кивнул спрятавшемуся на стене человеку, который вонзил кинжал в шею поросенку. Тот взвизгнул, кровь хлынула фонтаном. Даны внизу видели только кровь и слышали испуганный вскрик, потом наблюдали, как Ролло заносит топор.
Мертвая девочка была желтой, склизкой и воняла. Ролло отсек ногу, и засмердило, как в логове у Пожирателя трупов. Ролло наклонился, обмакнул обрубок в свиную кровь и кинул его через стену. Он с плеском упал в ров, а дан отчленил еще часть, на этот раз руку.
– О, пресвятая Матерь Божия! – едва слышно промолвил Осферт.
Фригг вырывалась, ее рот открывался и закрывался в страхе, глаза расширились. Милое платьице забрызгалось кровью. Даны наверняка должны были поверить, что она видит, как у нее на глазах кромсают дочь. На самом деле ее привел в такой ужас вид полуразложившегося тела, расчленяемого на куски. Ее сын кричал. Я зажимал ладонью рот Сигрил, и маленькая ведьма искусала меня до крови.
– Теперь голова! – известил я Гейрмунда. – Потом мы убьем мальчишку, а с матерью сначала позабавимся.
– Прекрати! – взвыл он.
– С какой стати? Мне нравится!
Свободной рукой я поднял вторую отрубленную ногу покойницы и помахал ею над стеной. Ролло занес алый от свиной крови топор.
– Руби голову! – приказал я громогласно.
– Чего ты хочешь? – спросил Гейрмунд.
Я вскинул руку, останавливая Ролло:
– Хочу, чтобы ты перестал мне врать.
Потом подозвал Осферта, тот опустился рядом на колени и зажал рот Сигрил своей ладонью. Ей удалось издать визг в момент, когда моя искусанная ладонь освободила ее губы, а ладонь Осферта еще не легла на них, но ни один из данов не обратил внимания. Все смотрели на оцепеневшую Фригг и перепуганного донельзя мальчика. Я стоял в луже поросячьей крови и глядел на Гейрмунда.
– Кнут тебе ничего не передавал. И ты не посылал к нему гонца. Ярл слишком далеко отсюда. – (Верзила промолчал, но его лицо выдало, что я угадал.) – Но теперь ты направишь ему послание! – Я повысил голос, чтобы все спутники Гейрмунда слышали меня. – Передай ярлу Кнуту, что его дочь мертва и что его сын умрет, если через час вы будете еще здесь! Убирайтесь! Все! Немедленно! Уходите в холмы и за них. Покиньте это место! Если через час, считая с этой минуты, я замечу в окрестностях Глевекестра хоть одного дана, то скормлю мальчонку своим псам, а мать отдам воинам на забаву.
Схватив Фригг за руку, я рывком поставил ее на парапет, чтобы даны видели красивое платье в пятнах крови.
– Если не уйдете через час, женщина ярла Кнута станет нашей шлюхой! – крикнул я Гейрмунду. – Ты понял? Уходи на восток, в холмы! – Я махнул рукой в ту сторону. – Иди к ярлу Кнуту и сообщи, что его жена и сын вернутся невредимыми, если он отступит в Нортумбрию. Передай слово в слово! А теперь уходи! Или увидишь, как собаки рвут тело Кнута Кнутсона!
Даны поверили мне.
В течение следующего часа, пока затянутое облачной пеленой солнце взбиралось к зениту, мы наблюдали, как они покидают окрестности Глевекестра. Они скакали на восток, к Коддесволдским холмам. За всадниками тянулась череда пеших: женщины, дети, слуги. Ногу мертвого ребенка прибило к берегу рва, где два ворона устроили пир.
– Похороните покойницу снова, – велел я священнику. – И пришлите ко мне ее родителей.
– К тебе?
– Чтобы я мог дать им золото, – пояснил я. – Иди.
Потом я посмотрел на сына, глядевшего вслед отступающим данам.
– Искусство войны заключается в умении заставить врага исполнять твою волю, – напомнил я ему.
– Да, отец. – Он покорно кивнул.
Он был сокрушен бессловесным испугом Фригг, хотя к этой минуте Этельфлэд наверняка уже немного успокоила бедную женщину. Я попортил маленькой Сигрил волосы, но они отрастут. В утешение дал девочке сочащиеся медом соты.
Вот так, ценой поросенка и клока девичьих волос, мы заставили данов уйти из-под Глевекестра. Как только они ушли, я повел сотню всадников туда, где на реке ждали корабли Кнута. Некоторые вытащили на отмель, но большинство просто привязали к берегу Сэферна. Мы сожгли все, за исключением одного маленького суденышка. Один за одним занимались они огнем. Пламя прыгало по пеньковым канатам, и мачты падали в облаке искр и дыма, и даны видели это. Я приказал Гейрмунду убираться далеко в холмы, но знал, что он оставит дозор и тот увидит, как их флот обращается в пепел и посеревшая от него вода реки бежит к морю. Корабль за кораблем сгорали, украшенные драконами носы изрыгали пламя, трещали шпангоуты, а обугленные доски шипели, когда корпус начинал тонуть. Оставив на плаву одно судно, я отозвал в сторону Осферта.
– Этот корабль твой, – сказал я ему.
– Мой?