Язык чар

Что-то вырвало ее из сна так резко, что она сразу села. В комнате было темно, и какое-то время Гвен ничего не могла рассмотреть, как ни напрягала глаза. Глухо колотилось сердце. Что же ее разбудило? Она едва не вскрикнула от внезапного царапающего звука и, лишь когда он повторился, поняла, что это ветка скребет по стеклу. Сделав несколько глубоких вдохов, Гвен снова забралась в постель. Теперь ее окружила полная тишина. Ни шума проносящихся машин, ни далекого воя сирен, ни сердитых пьяных голосов припозднившихся гуляк. Похоже, именно тишина ее и разбудила. И скрежет ветки по стеклу. Гвен включила лампу на прикроватной тумбочке и встала с кровати. Окно было открыто, и через него в комнату вливался свежий осенний воздух. Она сглотнула, потому что отчетливо помнила, как закрывала его, прежде чем ложиться. Усилием воли Гвен заставила себя подойти ближе. Голые руки ощутили прохладное дыхание ночи. Она развела створки еще шире, наклонилась и выглянула. Высоко в ясном небе висела луна. Той ветки, что скребла по стеклу, видно не было, но деревьев с этой стороны дома хватало. Гвен закрыла окно, задвинула шпингалет, вернулась в постель и моментально, едва закрыв глаза, уснула.

На следующее утро ее разбудил настойчивый стук по дереву. Стряхивая на ходу остатки сна, Гвен проковыляла вниз по лестнице.

Голос сестры резал двойные двери, как лезвие бритвы – трюфель.

– Гвен? Я вижу твой фургон!

Гвен открыла дверь и тут же предусмотрительно отступила в прихожую – принять на себя в ограниченном пространстве всю силу вторжения Руби было опасно для жизни.

– Господи, ты еще спишь. – Руби стряхнула с плеч куртку и поставила на пол кожаную сумку. – Нельзя вот так вот открывать дверь. На моем месте мог быть кто угодно.

– Вообще-то нет. – Гвен повернулась и шагнула к лестнице. Чтобы иметь дело с Руби, нужно было для начала одеться. – Поставь чайник.

Торопливо натянув джинсы, рубашку и худи, она направилась в кухню, где и нашла Руби.

– Это просто музей какой-то. – Руби скользнула взглядом по окрашенным стенам. – Даже плитки нет.

– А мне нравится, – неожиданно для себя заявила Гвен.

– Правда? – Руби вскинула брови. – Можно пробить стену и устроить настоящую семейную кухню. – Она прошла к столовой и поспешно вернулась. – Ты видела? Там потолок проседает. Вот-вот обрушится.

Гвен молча налила кипяток в чашки с чайными пакетиками.

Один за другим Руби открыла несколько шкафчиков, провела пальцем по полкам.

– У нее здесь чисто.

– У бабушки была уборщица. Или домработница. Не уверена, что знаю, в чем разница.

– Интересно.

– Наверно, ближе к концу она уже не могла обойтись своими силами. Жаль, мы не знали.

– Ну, нашей вины тут нет, – твердо сказала Руби. – Могла бы и позвонить.

– Она, может быть, и не знала, что ты живешь в Бате. – Какой ужас. Айрис здесь, совсем одна, а ее внучатая племянница буквально рядом.

Руби пожала плечами.

– Удивительно, что она оставила дом тебе.

– Да, – согласилась Гвен.

– Ты всегда нравилась ей больше.

– Ну не знаю. Вообще-то, я совсем ее не помню. Даже странно. – Это мягко говоря. Получив письмо от «Лэнг и сын», Гвен постоянно думала об Айрис и, как ни странно, ничего не могла вспомнить, натыкаясь в памяти на пустое место, словно напечатанные там слова кто-то стер типексом.

– Но ты помнишь, что у нее была курица? – Руби замерла, подбоченясь, с отстраненным выражением на лице.

Гвен покачала головой.

– Конечно, помнишь. Курица у нее была вроде домашнего любимца. Ты однажды едва не наступила на нее, помнишь? У Айрис начинался старческий маразм, но ты была ни при чем. Я к тому… Ну кто в наше время держит курицу в доме? Мерзость какая, фу.

– Не помню. – Гвен закрыла глаза, и тут, словно на американских горках, на нее накатила волна тошноты. Она открыла глаза.

– Должна помнить. Ты плакала всю дорогу домой, и Глория купила нам по мороженому. Она никогда так не делала. Ты должна помнить.

Гвен почувствовала, как рот заполнился слюной. Почувствовала вкус земляники и едва не задохнулась.

– Мороженое помню. Но не Айрис. И дом не помню. – Она обвела комнату рукой. – Ничего вот этого не помню. Совсем. – И это неправильно.

– Мы приезжали сюда раз или два. Ты была еще маленькая.

– Не такая уж и маленькая. Лет тринадцать, наверно? – Гвен вдруг с ужасом подумала, что, пожалуй, знает, откуда взялось это пустое место в ее памяти. Возможно, она задавала слишком много вопросов, и Глория решила проблему с помощью простого заклинания. Заговоры, привороты, самое простое гадание – вот чему Глория научила младшую дочь в то время, когда другие матери учили своих девочек печь капкейки.

Руби снова пожала плечами.

– Ну, не много потеряла. Если не считать курицы, все было довольно скучно. Глория и Айрис разговаривали и при этом притворялись, что не ругаются.

– Не помню, – повторила Гвен, ненавидя себя за то, что это прозвучало так безнадежно, за то, что возвращение в Пендлфорд напомнило о вещах, которые она так старалась забыть.