Язык и философия культуры

Чтобы преуспеть в этом, у художника один путь. Он должен стереть из памяти любое воспоминание о действительности, а поддерживать живой и бодрой лишь фантазию. Свой объект как по содержанию, так и по форме он может менять лишь незначительно, ибо, чтобы мы узнавали природу в его образе, он должен подражать ей точно и верно; итак, ему не остается ничего иного, как обратиться к субъекту, на который он намерен воздействовать. Если бы даже он оставил предмет таким, каким существует он в самой природе, до мельчайших пятнышек на нем, он все равно превратил бы его в нечто совершенно иное, ибо перенес бы его в иную сферу. В действительности всякая определенность исключает любую иную; следовательно, то, что реальность придает предмету, будучи такой, а не иной, то она и отнимает у него, поскольку, кроме нее, ничего больше не существует; для фантазии же это ограничение отпадает само собой, потому что проистекает лишь из природы действительности, тогда как душа, вдохновленная фантазией, возвышается над действительностью.

Таково наиболее всеобщее и самое простое воздействие любого искусства — оно лучше видно на примере картин, которые довольствуются тем, что изображают неподвижные предметы природы. Перед нами нарисованные растения, плоды — все так, как в самой природе, ничего не прибавлено, ничего не опущено, — почему же они производят на нас совсем иное впечатление, чем реальные предметы? Почему подобная картина обладает по отношению к всеобщему понятию искусства той же ценностью в своем художественном жанре, что и любое иное представление в своем? Просто потому, что она непосредственно-чисто обращена к фантазии зрителя и в той же чистоте рождена фантазией художника.

До сих пор мы не столько определяли, сколько описывали искусство, скорее эмпирически разъясняли, чем философски развивали его сущность. Подлинная дефиниция, чтобы не казаться произвольной, должна дедуцироваться на основании понятий. Подобная дедукция может в отношении искусства производиться лишь на основе всеобщей природы души.

Мы различаем три общих состояния души, — состояния, в которых все ее силы равнодеятельны, но всякий раз подчинены какой- либо одной господствующей силе. Мы заняты либо сбором, упорядочиванием и применением эмпирических знаний, либо отысканием независимых от опыта понятий, либо живем в ограниченной и конечной действительности так, словно она для нас не ограничена и бесконечна.

Последнее состояние — это нетрудно понять — принадлежность исключительно силы воображения, единственной среди наших способностей, которая в состоянии связывать противоречивые свойства.

Все, совершающееся в этом состоянии, обязано соединять в себе двоякое свойство. Во-первых, это должно быть чистое порождение силы воображения, а во-вторых, оно должно обладать известной реальностью — внешней или внутренней. Не будь первого, сила воображения не смогла бы царить, а не будь второго, прочие силы души не были бы одновременно деятельны. Но поскольку реальность, о которой идет сейчас речь, не может соотноситься с чем-либо существующим в действительности, то она может покоиться лишь на закономерности.

В этом состоянии коренится потребность в искусстве.

Поэтому искусство — это закономерное умение наделять продуктивностью силу воображения; таково первичное понятие искусства — оно же и высшее его понятие.

IV. Высота воздействия, какой достигает искусство

Идеальность.

Первое понятие об идеальном как о недействительном

Зажечь силу воображения силой воображения — вот тайна художника. Ведь чтобы принудить наше воображение порождать в себе самом тот предмет, который описывает художник, этот предмет должен свободно исходить из его воображения. А благодаря тому, что любое произведение искусства, сколько бы верным ни оставалось оно своему прообразу, принадлежит художнику как совершенно новое создание, то и предмет претерпевает перемену своей сущности и возносится на иную высоту.

Царство фантазии прямо противоположно царству действительности; и столь же противоположен поэтому характер всего, что принадлежит либо одной, либо другой сфере. От понятия действительного неотделимо то, что всякое явление существует отдельно, само по себе, что ни одно не зависит от другого, как основание или следствие. Не только подобная зависимость не может реально созерцаться и может быть усмотрена лишь путем умозаключений, но само понятие реального делает излишним разыскание зависимостей. Явление существует, вот оно, и этого достаточно, чтобы отвергнуть любые сомнения; для чего еще оправдывать его причинами и следствиями? Когда же мы переходим в область возможного, тут ничто не существует иначе, как через свою зависимость от иного, а потому все, что можно мыслить лишь при условии последовательной внутренней взаимосвязи, в самом точном и простом значении слова идеально. Потому что все это прямо противоположно действительности, реальности.

В этом смысле идеальным должно становиться все, что рукою искусства переводится в область чистого воображения.