Язык текущего момента. Понятие правильности

Консерваторы не замечают складывающиеся новые культурно-стилевые проблемы, как не замечают и превращения библиотек из хранилищ книг в диско– и фильмотеки. Они не обращают внимания на то, что в наш быт вошли понятия виртуальное отделение почтовой связи, электронное письмо, что из него вышло понятие телеграф, а почтамт обременён посылками больше, чем письмами и открытками. Они наивно верят, что не вырубишь топором того, что написано пером, не замечая, что звучащее слово ловится сегодня легче, чем воробьи.

Девайсы, благодаря техническим возможностям, позволяют фиксировать тексты в звуке, движении, цвете, всей культурной обстановке общения, лишают письмо монополии на фиксацию, передачу и хранение. Естественное сближение книжной и разговорной разновидностей языка облагораживает вторую через сосуществование обеих как в звуковой, так и в печатной и изобразительно-звуковой формах. Порождается новый тип текста.

В массмедиа с их жаждой удержать и увлечь аудиторию экспрессией, краткостью, доступностью, откровенностью, да и в языке в целом всё больше предпочитается связанная с этими качествами выразительная простая лексика. Торжествует синтаксис, выражающий сочинительные, причинные, подчинительные, условные, модальные, иные связи не логико-вербальными схемами и союзами, а междометиями, частицами, интонацией, возможностями голоса, мимикой, жестикуляцией.

Книжность, которую веками самобытно и изощрённо поколения лучших умов делали высшим национальным достоянием, отталкиваясь от первоначального устного языка, вновь роднится с запущенной в небрежении нынешней его некнижной разновидностью, равняется на неё. Первоначально связанные с массовой коммуникацией девайсы пронизывают личностное общение, стократно усиливая сближение разговорности и книжности.

Система нашего образованного языка складывалась из сосуществования и противопоставления старославянских книжных и живых восточнославянских элементов, а позже книжности и некнижности. Сегодня уже невозможно обожествление первых как монопольных источников правильности и уничижительное восприятие вторых как неорганизованного пространства, хаоса. Правильным всё очевиднее становится то, что лучше соответствует конкретным коммуникативным сферам и ситуациям, хотя этого и не приемлют ретрограды при защите нормативного единства.

Конечно, нелегко отказаться от сбивающих теперь с толку сочетаний письменно-книжный или книжно-письменный и уж точно от устно-разговорный, если только не потребуется различать устно-книжный

и письменно-некнижный (разговорный). Уже сегодня озвучить и менее удачное запущенное В.В. Путиным опубличить, даже огласить, заявить, высказать, опубликовать, сообщить, передать как-то незаметно стали означать совокупно «довести до сведения». При этом способ ознакомления может быть и телепередачей, и печатью, и интернет-текстом, и радиосообщением.

Техника может заставить заменить всё одним оцифровать, то есть представить в виде овеществлённого факта, фиксировать, хранить и воспроизводить, но не привычным письмом и даже не звуком, а изображением, движением или их комбинацией с сохранением всех невербальных элементов контактного общения. Такие записи суды уже рассматривают как доказательные улики наряду с привычными текстами.

Слова писать, читать тоже забавно расширили значение до «вообще как-то фиксировать и воспроизводить, оцифровывать». Можно, видимо, уже сказать: эта оцифровка (кассета, диск, фильм, флешка…) не читается, мой компьютер её не читает

, разрешите записать нашу беседу в цифре? Появилась шутка, что в Библиотеке им. Б.Н. Ельцина есть только одна привычная книга – книга регистрации посетителей.

Грампластинка быстро устарела, её заменили кассета, диск, флешка. Однако по привычке по-прежнему говорят поставить песню, то есть пластинку с её записью, а не проиграть, включить, вставить, воспроизвести, совсем забыв, что песни поют. Случаи упорядочения, уточнения, переименования в связи с изменением денотата (самого обозначаемого) многочисленны. Они идут как-то сами по себе и поразительно медленно замечаются лексикографами.

* * *