Язык текущего момента. Понятие правильности

Ограниченные нормы находят питательную среду в разных функциях языка, прежде всего в языковом обособлении субкультур по социальному статусу, возрасту, полу, профессии, интересу, увлечению и т. д. Не претендуя на общеизвестность, они даже стерегутся её. В то же время ограниченные ненормы – несомненная принадлежность образованных людей и часть образованного языка. Они своего рода маркеры принадлежности к определённой группе, к своим, отделяемым от чужих, даже от всех остальных. Например, артистов, музыкантов, театралов можно отличить по формулировкам: в концерте, на театре, работать номер.

Центральное место среди маркеров занимают термины и терминосистемы разных наук и специальностей. Их подчёркнуто содержательная оценка и регуляция понятны лишь посвящённым и упорядочиваются – не без горячих споров разных школ, но с явным гордым самомнением – специалистами в пределах своих сфер. Владеющие терминосистемами, впрочем, не возражали бы и против всеобщего признания терминов, включённых в эти системы, хотя химики подают яркий пример терминологии, совсем чуждой общеязыковому укоренению, а медики уверенно считают вредными публичное знание и даже общее понимание своих терминов.

Значение идеального термина вполне произвольно, но строго однозначно его определяет дефиниция, а не анализ набора употреблений, который определяет значение обычного слова, особенно многозначного. Здесь желательна стерильная нейтральность, точность пределов, приписанных определением. Не принимаются во внимание происхождение термина, коренное (этимологическое, первичное) значение, отчего так часто предпочитается иностранное слово, отстранённое от ассоциаций и оттенков слов родного языка.

Так, шатун, напоминая о медведях или бродягах, как-то отвлекает от значения «деталь для преобразования возвратно-поступательного движения во вращение». Металлурги объясняют, что скрап лучше, чем металлолом, потому что акцентирует чистоту смысла «материал, полезный для плавки», не направляя мысль на «что-то ненужное, сломанное, негодное». Поэтому же катаракта лучше, чем водопад в глазу. Нормализация терминов в общеязыковом масштабе и не нужна, они – удел специалистов, они – для общения ограниченного круга людей, пока, конечно, не попадают в общий обиход. В общем обиходе эти слова детерминологизируются – теряют однозначную строгость: микроволновая печь

, например, превращается в микроволновку с забвением микроволн, которые в ней работают.

Идентифицирующая функция заставляет профессионалов хранить ненормы, воспринимаемые представителями своего круга как их языковая особость. Много лет у меня перед глазами стоит фигура директора стройтреста, когда возмущённый задержкой строительства нулевого цикла нынешнего здания Института русского языка им. А.С. Пушкина заказчик пожаловался: «Неужели так трудно вырыть яму?» – «Это для вас яма, – яростно орал директор на профана, – а для нас это траншея и котлован!» Любой исполнитель наказания и даже судья нравоучительно поправит вас: преступник – это осу́жденный, осу́жден, а не

осуждён.

Вышедшие из особых сфер термины не оправдываются бесстрастностью иноземного происхождения и уже поэтому остаются в ненормах. Разумнее вспомнить, например, понятные всем выражения: движущаяся лента, бегущая пешеходная дорожка, лестница-чудесница или, если уж на то пошло, освоенные иностранные тротуар, транспортёр, горизонтальный эскалатор, чем пугать простых людей внедряемым в аэропортах травалатором. В то же время технизация нашего быта вряд ли оправдывает позицию «Словаря Академии Российской», принципиально исключавшего все термины наук и профессий.

В рассматриваемом семействе есть ещё стихийно ограниченные ненормы. Как и научно-профессиональные термины, они вполне удовлетворены царствованием в пределах одной коммуникативной сферы. Таковы профессиональные Мурма́нск, компа́с, камбуз

у моряков; ру́дник, до́быча, на-гора — «вверх, наверху» у горняков; ста́нковый пулемёт у военных и станко́вая живопись у художников. К примерам судейского языка добавлю возбу́жденное дело, возбу́дить повторное расследование. На мой вопрос: «Когда же вы откроете дело?» – прозвучал нравоучительный ответ: «Открыть можно только форточку. Дело же мы возбу́дим в своё время».