Языки современной поэзии

Во-первых, заметим, что и Филипс и Браун — это наименования заимствованные, относительно недавно появившиеся в русском языке для называния бытовой техники от разных фирм-производителей. Во-вторых, это имена собственные, ставшие нарицательными. Человек и машина (точнее, машинка повседневного домашнего обихода) объединились в слове. Левин очеловечивает даже рекламу, навязывающую выбор предметов, мантрически внедряющую в сознание слова-бренды. Рядовому потребителю, в общем, безразлично название приборов, равно хорошо выполняющих свою утилитарную функцию. Но рекламная магия делает свое дело успешно, вызывая изменения в языке: раньше брились не харьковом и не спутником, а бритвой (безликие названия ни о чем не говорили пользователю), а теперь бреются не бритвой, а Брауном или Филипсом. Левин забавляется внушенной речевой практикой подобных наименований, но и ее готов принять в свой мифологизированный и опоэтизированный мир: обратим внимание, что в стихотворении говорится об имени, а не о названии, и бритву не называют, а

зовут: вещь любима, как существо. Кроме того, если предмет назван именем человека, то, по поэтической логике Левина, и отношение к нему должно быть, как к человеку. Реклама постоянно использует эротическую образность, стараясь внушить потенциальному покупателю, что приобретение товара приведет его к успехам в интимной жизни. Лирический герой стихотворения и обращается к бритве, как к любимой женщине, перед которой провинился. Стихотворение тоже переполнено эротическими образами.

В соответствии с новой речевой практикой отношение к предмету предстает объектом эстетической и этической рефлексии над названием (это милое тёплое имя, ведь я предал, назвав её Браун). В этом Левин как будто вторит Павлу Флоренскому, поэтическими средствами утверждая, что имя есть духовное существо вещи:

Имена выражают типы бытия личностного. Это — последнее из того, что еще выразимо в слове, самое глубокое из словесного, поскольку оно имеет дело с конкретными существами. Имя есть последняя выразимость в слове начала личного (как число — безличного, нежнейшая, а потому наиболее адекватная плоть личности).

(Флоренский, 1993: 71)

В заключение рассмотрим стихотворение «Грозный чёрный паукабель…», в котором соединяются многие свойства поэтики Александра Левина. В этом стихотворении отчетливо выражено словесное, образное и сюжетное объединение неорганического мира с органическим[509], сюжет стихотворения движется этимологическими и фразеологическими связями слов, полисемией, омонимией, языковыми метафорами. При этом словесные игры основаны на интертекстуальных связях:

Грозный чёрный паукабельшевелится на столбе,чёрным лоском отливая,красным глазом поводя.

Он плетёт электросети,чтобы всякий к ним прилипи чтоб выпить из любогоэлектричество его.Пролетала батарейка,вяло крыльями махалаи за провод зацепилась,и запуталась в сети.Тихо пискнула бедняжка,искру выронив из глаза,и внезапный паукабель

Произнёс ей улялюм.После лампочка летела,вся прозрачная такая,чтоб найти себе патроначто-нибудь на сорок вольт.Только ахнула красоткапод высоким напряженьем,и кошмарный паукабельпроизнёс ей улялюм.Шёл простой аккумуляторна обычную работу,он с утра зарядку сделал,

ему было хорошо,но, задумавшись о чём-то,не заметил чёрной сети,и злодейский паукабельулялюм ему сказал.Так проходят дни за днямибесконечной чередой,батарейки и розеткипропадают навсегда.Только чёрный паукабельшевелится на столбе,чёрной молнии подобен,красным глазом поводя[510].