Читаем Языковая структура полностью

то оптатив doiēn – «дал» вовсе не обязательно понимать как только субъективную мысль лица, говорящего в главном предложении. Скорее это есть точка зрения самого автора и, следовательно, и читателя этой фразы, для которых это «давание», конечно, есть только образ тех или других когда-то бывших мыслей или действие лица, говорящего в главном предложении. И для автора, и для читателя это вполне естественно. Другое дело в этих случаях – конъюнктив после главного времени управляющего глагола. Если мы скажем: «Мы кормим собак,

чтобы они охраняли (phylattōsin) жилища», то этот последний конъюнктив выражает непосредственное ожидание и прямую цель при тех или иных действиях субъекта, выраженного в главном предложении. Если же мы скажем: «Мы кормили собак, чтобы они охраняли
(phylattoien)», то для произносящего эту фразу, действие в главном предложении отошло в прошлое, а цели, которые были достигнуты этим действием, тоже перестали быть реальной действительностью и превратились только в простое представление или чистую возможность. Поэтому здесь в придаточном предложении и оптатив.

4. Opt. iterativus

Кроме закона косвенного оптатива греческий синтаксис выдвигает еще закон повторного оптатива, который трактуется обыкновенно вне всякой связи с косвенным оптативом. Тут, однако, имеется вполне определенная связь, и ее нужно уметь точно формулировать.

Прежде всего сходство между косвенным и повторным оптативом имеется в том, что оба они находятся в зависимости всегда только от исторического времени управляющего глагола в главном предложении. Но важен также и самый смысл этой повторности или многократности, о которой говорит данный оптатив. Конечно, повторность или многократность отнюдь не есть что-нибудь субъективное и существует вовсе не только в представлении какого-нибудь субъекта. Вместе с тем, однако, то явление, которое повторяется много раз, может быть рассмотренно как некоторого рода неполная действительность, которая не может проявить себя сразу и целиком, но проявляет себя частично и многократно. Тут действительность – как бы рассыпанная, рассеянная, которая, проявивши себя один раз, может проявить себя и в другой, и в третий раз, а может и вообще не проявлять себя. Эта неопределенность и дает возможность греческому сознанию рассматривать повторное действие как потенциальное или

гипотетическое и потому пользоваться для его выражения оптативом. Для обозначения этого обобщенно многократного действия в зависимости от главного времени управляющего глагола мы имеем в греческом языке обычно конъюнктив, т.е. наклонение ожидания. В случае же зависимости от исторического времени управляющего глагола это обобщенно многократное действие уже теряет свой смысл в качестве непосредственно ожидаемого и начинает рассматриваться только по своему содержанию, только в своем составе; и поэтому его обобщенность и ожидаемость превращается просто в повторность и многократность. Таким образом, грек имел все основания такую повторность, зависящую от исторического времени управляющего глагола, понимать потенциально и, следовательно, выражать при помощи оптатива. Этот повторный оптатив имеет то общее с оптативом косвенным, что оба они понимаются греком как гипотетическо-потенциальные.

Примеры:

Hom. Il. II 18 «Какого царя или отличного мужа он (Одиссей) ни догонял (opt.), он останавливал его любезными словами»;

Xen. Anab. II 5, II «Кир был больше всех других способен делать добро тому, кому бы он только ни захотел (opt.)»;

Xen. Anab. I 5, 2 «Ослы всякий раз, когда кто-нибудь их преследовал (opt.), пробежавши вперед, останавливались на месте».

Необходимо заметить, что употребление итеративного оптатива в греческом тоже не абсолютно, а ограниченно.

Твердо и определенно этот оптатив мы находим лишь в предложениях относительных и обстоятельственных времени, условия и уступления. В остальных типах предложений он употребляется редко или совсем не употребляется.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Во второй половине ХХ века русская литература шла своим драматическим путём, преодолевая жесткий идеологический контроль цензуры и партийных структур. В 1953 году писательские организации начали подготовку ко II съезду Союза писателей СССР, в газетах и журналах публиковались установочные статьи о социалистическом реализме, о положительном герое, о роли писателей в строительстве нового процветающего общества. Накануне съезда М. Шолохов представил 126 страниц романа «Поднятая целина» Д. Шепилову, который счёл, что «главы густо насыщены натуралистическими сценами и даже явно эротическими моментами», и сообщил об этом Хрущёву. Отправив главы на доработку, два партийных чиновника по-своему решили творческий вопрос. II съезд советских писателей (1954) проходил под строгим контролем сотрудников ЦК КПСС, лишь однажды прозвучала яркая речь М.А. Шолохова. По указанию высших ревнителей чистоты идеологии с критикой М. Шолохова выступил Ф. Гладков, вслед за ним – прозападные либералы. В тот период бушевала полемика вокруг романов В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», В. Дудинцева «Не хлебом единым», произведений А. Солженицына, развернулись дискуссии между журналами «Новый мир» и «Октябрь», а затем между журналами «Молодая гвардия» и «Новый мир». Итогом стала добровольная отставка Л. Соболева, председателя Союза писателей России, написавшего в президиум ЦК КПСС о том, что он не в силах победить антирусскую группу писателей: «Эта возня живо напоминает давние рапповские времена, когда искусство «организовать собрание», «подготовить выборы», «провести резолюцию» было доведено до совершенства, включительно до тщательного распределения ролей: кому, когда, где и о чём именно говорить. Противопоставить современным мастерам закулисной борьбы мы ничего не можем. У нас нет ни опыта, ни испытанных ораторов, и войско наше рассеяно по всему простору России, его не соберешь ни в Переделкине, ни в Малеевке для разработки «сценария» съезда, плановой таблицы и раздачи заданий» (Источник. 1998. № 3. С. 104). А со страниц журналов и книг к читателям приходили прекрасные произведения русских писателей, таких как Михаил Шолохов, Анна Ахматова, Борис Пастернак (сборники стихов), Александр Твардовский, Евгений Носов, Константин Воробьёв, Василий Белов, Виктор Астафьев, Аркадий Савеличев, Владимир Личутин, Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Владимир Соколов, Юрий Кузнецов…Издание включает обзоры литературы нескольких десятилетий, литературные портреты.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука