Языковеды, востоковеды, историки

Инициатором создания группы был, по-видимому, Я. В. Лоя, а организационным лидером – Г. К. Данилов. Оба они были на десяток лет старше Ломтева и имели немалый партийный стаж. Но лишь год назад появившийся в Москве 24-летний аспирант, тогда комсомолец, за несколько месяцев стал, по выражению из воспоминаний П. С. Кузнецова, «идейным вождем» группы. Ломтев сразу стал популярен. Спустя более чем полвека член-корреспондент Академии наук А. В. Десницкая рассказывала мне, какое впечатление на нее, тогда ленинградскую студентку, произвел приезд из Москвы молодого Тимофея Петровича: «Он тогда был необыкновенно красив и одухотворен. У него была великолепная всклокоченная шевелюра». Мне, знавшему его плешивым и отнюдь не красивым, трудно было представить его таким. Но представляли же!

Языкофронтовцы начали борьбу против «буржуазной» науки, но здесь у них уже имелся сильный конкурент: школа академика Н. Я. Марра (см. очерк «Громовержец»). Пришлось вести борьбу на два фронта. Менее чем через месяц после создания группировка вызвала на бой именитого академика, инициировав дискуссию в Коммунистической академии (уже вторую после дискуссии с марристами Е. Д. Поливанова, закончившейся полной победой марризма, см. очерк «Метеор»). Дискуссия длилась с октября по декабрь 1930 г., заняв 13 заседаний. Двумя основными докладчиками были Т. П. Ломтев и Г. К. Данилов; первый посвятил доклад критике методологических основ марризма, второй – вскрытию его классовых корней и практическим вопросам. Отвечали им так называемые «подмарки»: В. Б. Аптекарь, И. К. Кусикьян и др. (Марр не снизошел до противников), ни к тому, ни к другому лагерю не примкнула в выступлении Р. О. Шор (см. очерк «Первая женщина»). Дискуссия кончилась как бы вничью, и вскоре при поддержке руководства Наркомпроса при нем был организован Научно-исследовательский институт языкознания (НИЯз), ставший оплотом «Языкофронта». Институт получил особняк на Мясницкой улице (впоследствии его займет редакция газеты «Аргументы и факты»). Не кончивший аспирантуры Ломтев стал его ведущим сотрудником, а с 1 февраля 1932 г. заведующим наиболее важным его методологическим сектором.

Ломтев и его товарищи поставили перед собой задачу создания новой, марксистской лингвистики. Тогда эта задача выглядела совсем иначе, чем это стало казаться потом: марксизм еще не стал, по выражению О. М. Фрейденберг, «вицмундирной наукой», наоборот, он выглядел заманчивой альтернативой старой, позитивистской «вицмундирной науке». Различие проходило не только по политическому, но и по возрастному признаку: более восприимчива к марксизму была молодежь. Е. Д. Поливанов, Н. Ф. Яковлев, Р. О. Шор, В.Н. Волошинов (которым я посвящаю отдельные очерки), как и Л. П. Якубинский и др., в той или иной степени увлекались поисками марксистского языкознания. Из старшего поколения склонность к этому имели лишь немногие, прежде всего, Н. Я. Марр, но то был особый случай.

Ломтев включился в эту деятельность одним из последних перед тем, как господство догматизма окончательно прервало самостоятельные научные поиски в этом направлении. Он отличался от ученых, перечисленных выше: те получили или хотя бы начали свое образование до революции, перед ними стояла нелегкая задача пересмотра воззрений, но они имели хорошую профессиональную подготовку, обширные знания и культурную основу, которые не могли и не хотели отбрасывать. Ломтев же был одним из первых в полном смысле слова советских ученых, с самого начала находившихся в новой системе координат. Марксизм для него не мог быть объектом сравнения и выбора, он понимался как единственно верное учение, отношение к которому во многом было религиозным. Вопрос стоял иначе: как связать учение классиков марксизма-ленинизма (в число которых уже вошел И. В. Сталин) с фактами избранной для себя науки. Здесь казалось, что можно сделать много.

Но свобода мнений в 1931–1932 гг. стала гораздо меньшей, чем в 20-е гг., а «марксизмом в языкознании» официально уже объявили «новое учение» Н. Я. Марра. С этим «Языкофронт» не был вполне согласен. В чем-то Ломтев и его товарищи с Марром соглашались, особо выделяя в качестве заслуг как раз то, за что его впоследствии заклеймит Сталин: объявление языка надстройкой и тезис о классовости языка. Но языкофронтовцы любили и выискивать у Марра недостатки, не скупясь, как и марристы в ответ, на хлесткие выражения. Г. К. Данилов именовал учение Марра «продуктом мелкобуржуазного путчизма». Ломтев же предпочитал более спокойные формулировки вроде «своеобразный примитивный материализм в области языковедения» или (про марристскую программу школьного курса русского языка) «соединение механицизма с деборинщиной». Если же отвлечься от формулировок, то достаточно догматическая позиция языкофронтовцев все-таки была разумнее марристской.