Ибо мы слепы

«Чёрт возьми, ты же и есть грязная шлюха…» – подумал про себя капитан, чуть поддавшись вперёд и крепко сцепив пальцы рук.

– Итак, вы утверждаете, что вас изнасиловали. Где это произошло?

– Около отворота от главного шоссе, примерно в километре после пересечения третьей и пятой улиц…

– Где начинаются частные дома?

– Да… почти. Там небольшой пролесок, а потом идут частные участки.

– Что же вы делали там? В этом достаточно тёмном и неблагополучном месте. Одна столь тёмным вечером?

– Я… шла по обочине дороги, – сначала запнувшись, но затем, придавая голосу уверенность, отчеканила София.

– Шли по обочине дороги? Куда же, зачем же?

– РАЗВЕ ЭТО ВАЖНО?! – сорвавшись, неожиданно она визгливо заорала прямо в лицо капитану. – Меня изнасиловали! ИЗНАСИЛОВАЛИ! Понимаешь ты, урод сраный?!

Пока она выкрикивала свою тираду, капитан вновь посмотрел на часы. Восемь часов, пять минут. Ещё немного, и он опоздает. Джим Фостер почувствовал, что начинает закипать и при том очень быстро.

– Надеюсь, вы всё сказали. Мисс Нестер. Я не обращу внимание на ваши оскорбления. А вы сейчас встанете, выйдете из допросной, а затем и из полицейского участка.

– Ч… ЧТО?

– Какая это попытка обвинить кого-то в изнасиловании, мисс Нестер? Пятая? Шестая? И чем закончились расследования по всем предыдущим? – ледяным тоном продолжал свою речь капитан. – Вы работаете проституткой, шлюхой. Хотя я не назвал бы ваше дело работой. Вам не понравилось, что клиент вёл себя слегка чересчур и не оплатил это? Или же вы посчитали, что он мог оставить вам чуть больше чаевых и решили отомстить ему?

– Да как… как ты смеешь?! Ты, изнасиловавший меня тогда! Я простила тебя, пощадила твою никчёмную карьеру и семейную жизнь! Тебя и тех кобелей, что были с тобой!

Ни один мускул не дёрнулся ни на лице капитана Фостера. Он почувствовал на себе пронзительный взгляд лейтенанта, но продолжал сидеть в той же позе, делая вид, что ему совершенно безразличны слова этой девушки.

– Вы обвиняете начальника полицейского участка в изнасиловании? Кто же ещё был, не могли бы вы нам сообщить? И как давно это было?

– Да легко! Три года назад. Дэвид Нильборн, Скотт Фрей, Мэтью Старр…

– Это весь ваш список? – перебил её капитан.

– Нет…

– Тем не менее, в вашем списке уже я, руководитель полицейского участка, мэр нашего города, судья и бывший главный врач нашей центральной больницы?

– Да, а также…

– Микки Маус? Или, быть может, Том, на пару с Джерри? Я устал от ваших сказочек, мисс Нестер. Я не могу тратить на вас время и силы своих людей. И прошу прощения, мне пора идти. Надеюсь, вы не будете компостировать мозги лейтенанту как только я уйду, а пойдёте домой и подумаете, что вам стоит делать, а чего нет. Всего вам хорошего, до свидания!

С этими словами капитан Джим Фостер поднялся со стула, застегнул пуговицы пиджака и уже повернулся к двери, как София Нестер кинулась на него, словно мегера.

– АХ ТЫ ПАСКУДА! СУКА! Я ВСЕМ РАССКАЖУ, КАК ВЫ ОТЫМЕЛИ МЕНЯ ТОГДА, А ПОТОМ ЗАПЛАТИЛИ ГРОШИ! ВСЕ УЗНАЮТ, СЛЫШИШЬ МЕНЯ?! СЛЫШИШЬ?!!

Лейтенант Рой оттащил Софию от своего начальника и скрутил, ловко надев на её руки наручники. Капитан Фостер, отряхнувшись и приходя в себя от такого неожиданного поворота событий, стоял с пунцовым от гнева лицом, на котором от напряжения даже вздулись вены.

– Лейтенант, занесите произошедшее в протокол и посадите эту чёртову шлюху в камеру на пару дней. Надеюсь, там она начнёт отличать свои выдумки от реальности.

Несколько человек уже бежали к ним на помощь, и, даже несмотря на связанные руки Софии, были довольно к месту – она брыкалась и старалась вырваться изо всех сил. Капитан, не обращая внимания на возню и сдавленные крики девушки, которую теперь волокли по коридору, поправил галстук и направился к выходу из полицейского участка. На часах было одиннадцать минут девятого, ему нужно торопиться, если он не хочет пропустить семейный ужин.

Глава 4

_{Воскресенье. 7 ноября 2010 года}

Джордж приоткрыл глаза, но тут же зажмурился и крепко зажал их ладонью – лучи солнца, бьющие в раскрытое настежь окно, словно прорезали его мозг, причиняя боль. Во рту был солоновато-горьковатый привкус, а голова гудела и, казалось, была на несколько килограмм тяжелее, чем раньше.