Идеалист

Стараюсь. Корабль вроде бы плывёт, план выполняем. А чувствую, где-то что-то не то. Руки на штурвале, команды подаю, а ход не тот – днищем вроде бы по мели царапаем. Опыт у меня после института хоть и не велик, но был. Три года на леспромхозе сидел, ещё пару лет в ведомственной газетёнке ума набирался. Знал: не надавишь, кубов не видать. Да что ты за руководитель, если план не выдал, да сверх привесочек для глаз начальства не доложил? Стал строжить команду. Разнос за разносом, по всей вертикали. А дело, смотрю, всё хуже. Доносы пошли. На одном из совещаний вдруг поднялось на меня едва ли не пол команды: не можем, не хотим, не будем!.. Тут-то я не то, чтоб растерялся, - затрепетал! Министр Министром, а против своей команды, будь ты хоть трижды капитан, не выпрешь. Крути штурвал, надрывай глотку, а хода кораблю нет! Состояние такое, хоть петлю готовь. Идеи, расчёты, мечты, вся карьера – собаке под хвост. Под инфаркт едва не подкатил!.. Тут-то и явился ко мне престранный человечек. Сидел я у себя в кабинете в поздней вечерней тишине, в полнейшем уже безразличии, прикидывал, кого пришлют дела у меня принимать. И входит осторожненько наш бухгалтер, незаметненький, тихонький толстячок, садится в креслице передо мной, смотрит поверх очков с таким, знаешь ли сожалением, как на умирающего.

– Юрий Михайлович, - говорит вкрадчиво. – Если позволите, рискнул бы дать вам один маленький совет. Вы человек умный, но молодость и горячность мешает вам быть мудрым. Если позволите, напомню известную житейскую притчу. Мир, Юрий Михайлович, устроен так, что всегда есть и хозяин, и работник. Так вот, между ними есть три способа отношений. Первый – хозяин не кормит ни себя, ни работников. Второй – хозяин кормит себя, но не кормит работников. Третий – хозяин кормит и себя и работников. Как вы, понимаете, наилучший способ жить – это кормить и себя и работников. Вы же, позволю заметить, следуете первому способу отношений, что неминуемо порождает недовольство умов и нежелательное по отношению к вам раздражение. В ваших силах всё это уладить, создать, так сказать, единую по интересам команду…

Начинаю понимать. Спрашиваю: но ведь есть Закон? Толстячок мой вежливенько улыбается. «Юрий Михайлович, – говорит, - в России, как вы знаете, во все века законы были дикие. Спасение было в том, что они не исполнялись».

Спрашиваю: а как же совесть?

Развёл он свои бухгалтерские ручки, говорит: или совесть, или дело. Спрашиваю: но как возможно насытить всех, если в наличии половина потребного?.. Без удивления, спокойненько поясняет: зачем всех? В каждом производственном организме есть активные точки, то есть люди, которым от Бога дано управлять настроением умов. Если эти люди будут на вашей стороне, значит и в коллективе будет спокойствие и в руководстве прочность… Словом, друг друга поняли.

С того дня корабль поплыл без моих усилий. Я – на капитанском мостике. Но тихонький совет толстячка, почти невидимо обитающего среди бумаг, и я покорно поворачиваю руль, хотя вижу, плывём не туда. Жду, вотвот прогремит гнев свыше, и собираться мне обратно к мамочке, в лесную смертную тоску. Жду. А на корабле спокойно. Ветер – в паруса. Комиссия за комиссией. – ни зацепочки, снизу - сверху, полный ажур! Мне – двойная зарплата, премии, почёт, столичная вольница. И Нинка довольна. Обстановочкой занялась, квартирку обустраивает. Всем хорошо. И мне хорошо. Вот они, Алёха, скрытые пружины жизни!.. А ты всё о справедливости!..

Алексей Иванович слушал молча, потирал в задумчивости лоб, как делал всегда, когда не мог ещё определиться в своём мнении. Видел, как испытующе поглядывают на него из припухлости век Юрочкины насмешливые глазки, чувствовал, что-то не договаривает братец!..

Юрий Михайлович снова потянулся к бутылке, рука дрогнула, бокал наполнился чуть не до половины. С сомнением оглядел он явный лишок, всётаки отпил глоток, другой. Алексей Иванович неодобрительно заметил:

– Перебираешь, Юрка!..

– Ничего. Сердечко ещё тукает. Так как ты воспринял всю эту историю?..

– Да никак! – пожал плечами Алексей Иванович. – Ты ужился с толстячком, я бы не ужился.

– Ох, ах, форс-мажор! Все мы вот под этим, насущным ходим! – Юрий Михайлович постукал пальцем по бутылке.

– Побудешь на моём месте, поймёшь. Ведь умён. Война за плечами. Не без таланта оказался, где-то там, в тиши, госпремию заработал! А всё-таки, Алёха, должность важнее. Человек седлает должность. А уж должность его несёт. Скажу тебе, чудик. Твоя судьба решается! Скоро в столицу на коне въедешь. Издательство новое, престижное, открывается. Тебе быть капитаном!..

– Если новое, да ещё престижное, то это для тебя!

– Нет, Алёшка. В журналистику перехожу. Кабинет мне на Пушкинской площади уже приготовлен. А с тобой всё точно. Генаша про тебя уже спрашивал.

– Какой Генаша? – насторожился Алексей Иванович. – Авров?!.

– Он – Геннадий Александрович! Под его покровительством такая жизнь тебе светит – аравийские шейхи позавидуют!.. Завтра навестишь его в департаменте. Прямой телефон оставил. Для тебя лично. Так и сказал. Счастливчик!..