Идеалист

– Чего же тут пробовать? – с тяжёлой, придавившей его усмешливостью сказала женщина. – Шести тысяч у меня нет!..

– Каких шести тысяч? – не понял он.

– Вы не из врачей сами-то? Нет? Шесть тысяч место стоит. Без них и соваться в институт нечего.

– Откуда у вас такие мысли?! – Алексей Иванович готов был обрушить на женщину всю свою убеждённость в существующей, несмотря ни на что, общественной справедливости. Но что-то удержало его. Каким-то неясным для себя чутьём он уловил, что женщина, с усмешкой сожаления смотревшая на него, ближе к действительной жизни, чем он, Алексей Иванович Полянин.

Он только нервно поправил очки на вдруг заболевших глазах, сказал сдержанно:

– В доме у нас живёт девочка, её зовут Валя. Из такой же бедной семьи. Живут вдвоём с матерью. Трижды она поступала в медицинский, но поступила. Не деньгами. Упорством добилась.

Женщина-проводница тяжко вздохнула, всё так же сожалеющее глядя на Алексея Ивановича, сказала с той же спокойной убеждённостью:

– Значит, другим чем-то расплатилась. Вы же о том не можете знать?

Алексей Иванович, стиснув зубы, вышел в коридор. В подавленности стоял у окна, думал: откуда, откуда в людях эта вот упрямая убеждённость в будто бы извечной несправедливости? Думал, не мог ответить. Долго стоял у окна, уже ничего не видя в наступивших на воле сумерках, пока Зоя не подошла, не прижалась понимающе к его плечу, не увела в купе.

Чуть позже, когда в другом поезде он ехал в Москву на писательский съезд, попутчиком его оказалась другая женщина, расположившая его к себе утомлённым лицом, строгостью костюма и умным проницательным взглядом. По тому, как скупыми деловыми движениями она быстро распределила по местам плащ, шляпку, сумочку, небольшой чемоданчик, можно было догадаться, что женщина эта из тех деятельных натур, чья самостоятельность определяется заметным общественным положением.

Дорога, как убедился за свою жизнь Алексей Иванович, удивительное место для человеческих общений. На какое-то время люди вырываются из круга привычных забот и в тесноте вагона, во всегда томящем деятельного человека бездействии, охотно вступают в разговор даже с незнакомым человеком.

Так случилось и на тот раз. Как выяснил Алексей Иванович, попутчица оказалась профессором Медицинского института, и Алексей Иванович, разговорившись и вспомнив не столь уж давний разговор с проводницей сочинского поезда, подумал: на ловца и зверь бежит! Подумал, и спросил, вот так, прямо, не скрывая своего отношения к тому, что услышал тогда.

И женщина, с усталым лицом и проницательным взглядом умных глаз, посмотрев на него пристально, и, видимо, поняв, что далеко не обывательское любопытство движет её дорожным собеседником, сказала со вздохом:

– К сожалению, та женщина, о которой вы говорите, близка к действительности. Скажу только о том, что знаю достоверно. Вступительные экзамены я принимаю по списку. Передают мне его сверху. В этом списке против определённых фамилий поставлены точки. Абитуриенту, который отмечен точкой, я должна поставить проходной балл.

– Не понимаю. А если его знания не соответствуют баллу?!. Если вы всё-таки не поставите ему требуемый балл?!.

– Буду вынуждена уйти из института. При существующей системе есть десятки способов сделать это.

Он увидел в усталом лице женщины-профессора сожалеющую улыбку, в глазах давно уже притупившуюся боль смирения.

Одно, другое, третье всплывали в разворошённой памяти Алексея Ивановича. И каждое воспоминание всё больше отяжеляло душу.

Припомнил Алексей Иванович и случай с высоким должностным лицом, тоже в поезде, на пути в столицу. Знакомый ему, весьма деловой зампред, вдруг показал редчайшую, из запасников краеведческого музея, иконку. «Как думаешь, сработает?..» - спросил доверительно.

И, когда Алексей Иванович взглянул непонимающе, пояснил:

– Еду деньги выколачивать на дорожное строительство. Без дорог, сам понимаешь, не жизнь в лесной нашей глухомани. А деньги все там, под рукой у Министра. Вот и еду с надеждой, что святая иконка смягчит душу дающего!..

Алексей Иванович залился краской стыда за чужое деяние, а у высокого должностного чина не увидел в лице и тени неловкости!..

Из памяти выплыл ещё один горестный разговор в гостиничном номере, где соседом по койке оказался снабженец крупного периферийного завода. Деликатность, предупредительность сравнительно молодого ещё человека трудно увязывалась с расхожим образом напористого заводского толкача, но, как выяснилось, был он ещё новичком в принятом на себя безнадёжно хлопотном деле.

Замкнутость вечернего гостиничного пространства, как и вагон ночного поезда, располагала к откровениям. Сосед и разговорился, видимо, почувствовав в Алексее Ивановиче отзывчивого собеседника.

«Вы, как я понимаю, далеки от снабженческих бед. Но, может быть, и вас заинтересует человеческая сторона наших повседневных забот? – начал он свою исповедь.