Идеализм-2005

А те, с ними все иначе. Они готовы были вписать свои существования в более брутальное, более милитаризированное государство, чем то, которое они видели в 90‑е. Раскол НБП середины 2000‑х годов объясним, в те времена Путин заявил о новом патриотическом курсе, о возрождении государственного величия. Противников власти кремлевские пропагандисты начали называть «пятой колонной» на службе у Запада. Уже тогда часть партийцев предпочла революции показное величие нефтяной империи. От консервативного поворота Партию удерживали несколько десятков честных нацболов Московского отделения и еще десяток достойных регионалов. Мы врывались в кабинеты чиновников, дрались там с ОМОНом, молчали на допросах и говорили «Да, Смерть!» из-за решеток, когда судьи просили нас выступить с последним словом.

Имперцы и государственники тихо бухали на своих вписках.

Потом времена изменились, и выполз неизвестно откуда политрук Прилепин, бывший ОМОНовец, который и на акции-то ни разу не был, которого я, нацбол, объездивший с партийными поручениями больше десятка крупных российских городов, в глаза не видел. Он не сидел в тюрьме и даже в мусарне бывал разве что по работе, он не знал наших товарищей, убитых государством.

Тогда, в 2006 году Рома, Лена, другие участники Московского исполкома хотели избавить организацию от Гэрри Пауэллов из «Дневника Тернера». Но Пауэллы сказались сильнее. Омерзительные российские Пауэллы, которым подавай политручество, портрет Сталина и французскую булку.

Пару лет назад я видел на Youtube, как на одной из антиукраинских демонстраций лимоновского охвостья Тишин вел колонну. Несмотря на союз лимоновцев с властью, маршировать им позволили в каком-то парке на окраине Москвы. Тишин был, как всегда, с бородой и в сером макинтоше. Впереди таких же помятых людей он орал в мегафон про присоединение Украины к российскому государству и прочую чушь. Маленьким и совсем еще аполитичным детям Толя там, наверное, казался лешим или иным отталкивающим полусказочным существом.

Сбербанк

«Кружка» на Чистых прудах. Я сижу за столом напротив Ромы.

— Группа захвата встретится на «Таганской-радиальной» в десять, — Рома набрасывает мелким почерком схему на тетрадном листке. Рядом лежит развернутая карта Москвы. — Леха, ты там, как обычно?

— А то нет, — отвечаю вслух. Про себя я думаю: «Я пойду куда ты пошлешь, в огонь и в воду».

— Стойте там так, чтобы не палиться…

— Да, как обычно, по двое, по трое.

— наружная группа пусть на выходе из метро концентрируется. Их много будет, человек тридцать. Ленина там рулить поставим. Дверь в контору надо надолго заблокировать. И народу полно ходит, есть кому листовки раздавать. Журналистов разместим во дворе где-нибудь рядом, Рома продолжает чертить, — не под банком же ебланить — мусоров, как грязи. Поведем их сразу за вами, за спецназом. И в банк они сразу с вами заходят. Скажем им, чтобы от самой двери начинали снимать. Хорошая картинка получится. Да, наружную группу с черными флагами поставим, надо, чтобы к ним журналисты привыкли раньше, чем красные запретят.

— Да, идея. Нас в спецназе сколько будет?

— Человек восемь. Больше не успеем собрать. Да и не надо. Подберем надежных сорвиголов. Поговори с Молдаваном с твоей бригады.

— Он подпишется.

— Дарвин в Саранске до сих пор?

— Ага, его после Нижнего в Москву родители не хотят отпускать. Говорит, сбежит скоро.

— Пусть сбегает Для нацболов из дома сбегать — дело обычное, — гауляйтер достает сигарету из пачки.

— Я уже с народом в бригаде говорил, чтоб вписку ему на крайний случай найти.

— Хорошо. Если что, на уровне отделения придумаем чего-нибудь.

— Это отлично тогда вообще.

— Там, в Сбербанке, должно получиться все, — Рома щелкает зажигалкой.

— Конечно, получится отлично. Кашу сварим.

— Зря Абель на собрании про солидарность с народом, блин, больно много говорил, — командир Московского отделения задумывается на секунду, — понятно, инъекция политического смысла, как он говорит, и все такое. Но как бы не спалиться так.

— Ну он же правильно все сказал, все как надо развалил. До нацболов дошло. А про Сбербанк он никак не намекал даже.

— Ладно, будем надеяться…

— Все круто будет, Рома!

Схема горит в пепельнице. Рома откидывается на спинку стула, затягивается Captain Black. Темные глаза за очками слегка сощурены, сигарета отсвечивает на перстне с черным камнем. Командир Московского отделения доволен планом.

Рад близкой акции и я, его семнадцатилетний протеже.

— 16 марта тогда, — произносит Рома, — центральный московский офис Сбербанка. Решили.

— Да.

* * *

Партия требовала вернуть людям вклады, потерянные в ходе шоковой терапии 1990‑х. В листовках к акции указывались совершенно понятные вещи: государство получает огромную прибыль с продажи нефти, но деньги эти оседают в карманах правителей. А граждане России, которые чудовищно обеднели по вине переобувшихся коммунистических вождей, не получают никаких компенсаций от нефтяной империи. Хотя она им должна.

Акция имела и более глубокий смысл.