Идеальная совокупность. Том 1

Олежа Белобрагин — большой, рыхлый, модный, вальяжный. На пухлой розовой щеке — ямочка. Когда улыбается, ну милота.

В профессиональном плане он — телёнок. Зато с первого дня тянет мазу за Сутулова. Всегда на его стороне в тёрках с праведником Рязанцевым.

Другое достоинство новобранца — личные колёса, и не какой-нибудь чермет, а «Крузак» трёхгодовалый. Водит он сносно, по крайней мере, в серьёзные ДТП не попадал.

Отдельная история про то, как Олежкина родословная помогла убойщикам улучшить жилищные условия.

Изначально Белобрагин-старший на евроремонт замахнулся. Создам, дескать, доблестным борцам с преступностью человеческие условия. Однако фронт работы заценил и включил заднюю. Столь космических вложений он не предполагал.

И поступил папа Белобрагин рационально. Решил наиболее приоритетные задачи. Заменил электропроводку и радиаторы отопления. Теперь хлопцы не сгорят и не замерзнут. В остальном ограничился бюджетной косметикой. А ещё купил сынуле письменный стол, офисное кресло, ноутбук и принтер.

Олег с утра весь в трудах и заботах. Ему поручена проверка лиц, ранее судимых за изнасилования, освободившихся из МЛС[36].

Один из представителей означенного контингента сидит перед его столом. За счёт того, что одно плечо у него выше другого, выглядит он перекошенным. Правая рука неловко прижимает к бедру деревянную трость с обшарпанной изогнутой ручкой и чёрным резиновым наконечником.

Напустив на младенческое лицо суровости, Белобрагин выспрашивает, где был мужик, что делал. Перед Олегом — листок, на котором в столбик выписаны даты.

— Одиннадцатого мая чем занимался?

— В фу-у-утбол игал, — мужик оказался косноязыким, одно слово растянул, второе сжевал.

Через плечо молодого коллеги Сутулов прочёл фамилию гражданина.

«Железкин Владимир Степанович, 1960 г.р. Осужден в 1987 году по статье 117 части 3 УК РСФСР[37] к 10 годам лишения свободы. Признан ООР[38]».

Подполковник присел на край соседнего стола, пустовавшего по случаю нахождения в отпуске Рязанцева. Закурил. Уставился на мужика.

Тому разглядывание не в нюх, заёрзал на рваном сиденье шаткого гостевого стула. Исподлобья зыркнул на нового мента. В линялых глазах всплыл риторический вопрос: где я тебя, «мусор», видел?

— П-по с-сроку о-о-о…освободился, Же…Же…Железкин? — с усмешечкой осведомился Сутулов.

— Та-ам написно, — можно было подумать, что рецидивист вздумал передразниваться по части фонетики.

— Ты ч-чего ка-акой к-к-красивый?

— Инсульт! — ударение (так заведено в народе) пало на первый слог.

— К-когда тря-ахнуло?

— Три го-ода бдет.

— Т-ты и-инвалид, что ли?

— Вот, — рецидивист выложил ветхую книжечку. — Тре-етья группа.

В июле восемьдесят седьмого Железкин с двумя кентами, тоже судимыми, сцапали на улице возвращавшуюся с танцев несовершеннолетнюю девушку. Затащили в фабричную общагу на Северном проезде. Всю ночь насиловали. Девственность досталась паскуде Железкину.

«Текстильщик» был «землёй» о/у Сутулова. Железкина и второго урку, чья фамилия стёрлась, Володя установил на раз, подсветил «источник». Память запечатлела момент — они с Серёгой Капустиным в кильдыме[39] на Набережной крутят бухого Железкина. Тот брыкается, рычит, плюётся, матерится, неохота гондону на зону возвращаться…

Третий насильник был залётный, его искали год. Нашли в Ивановской области. Процесс по третьему вышел проблемным, оперативников вызывали в суд, где адвокат замордовал их наводящими вопросами.

Что-то щёлкнуло в замутнённых мозгах Железкина. Судорожно дернулось обвисшее плечо, «клюшка» грохнулась на пол. Инвалид переморщился, потянулся за ней, страдальчески кряхтя. Тело ему повиновалось плохо.

Подполковник с полнейшим равнодушием взирал на ужимки убогого.

Он помнил Железкина другим. Наглым, развинченным, цепким, как шимпанзе. У него были рандолевые[40]

фиксы и густая смоляная чёлка по брови. Сейчас — коричневые пеньки во рту и обсыпанная псориазной шелухой плешь. Татуированные перстни на фалангах пальцев выцвели и казались баловством, ребяческой данью дворовой моде.

«Не наш клиент. Наш ловкий, сильный», — констатировал Сутулов, но Олежку расхолаживать не стал.

Тренинга ради протестировал формирующийся оперской интеллект:

— Н-ну че-его? По…п-подходит?

— Владимир Борисыч, я по хронологии иду, — старлей напряг кожу на лбу, к образованию морщин усилие не привело. — На две даты у него есть алиби, на другие две — нету, ещё три остались. Надо проверять, короче.

— З-занимайся, — одним выстрелом Сутулов убивал пару зайцев.

Попрофилактировать Железкина стоило, овечкой ООР только прикидывался. И дело оперучёта надо набить. Велено отрабатывать судимых, значит, будем отрабатывать.

Сутулов прошёл к себе. На правах ветерана он располагал отдельным кабинетиком. Угловым и тесным, но, как говорится, лучше маленький, да свой.

На окне — грязноватые кремовые жалюзи, на тумбочке — телевизор «Philips» с пыльным экраном. Телик спонсоры задарили в комплекте с видеоплеером «Aiwa», травмировавшимся при падении с высоты собственного роста в процессе одной культурной офицерской посиделки.