Идеальная совокупность. Том 2

Подозреваемый с неохотой натянул маску на голову. Его примеру последовали статисты. Ермаков понюхал свою и пробурчал недовольно: «Вонючая досталась».

Важняк оглянулся на адвоката:

— Всё так? Замечаний нет?

Ионов переминался с ноги на ногу возле сейфа — весь на адреналине. У него очередная процессуальная премьера — опознание живых лиц.

— Всё так.

— Замечаний не имею, — вторил защитнику Олежка Белобрагин, решивший, что вопрос адресован и ему.

Старлей выполнял роль конвоира, из поясной кобуры у него торчала рукоять муляжа, на глаз неотличимого от настоящего ПМ.

В облуправление за табельными стволами убойщики до сих пор не скатались. Теперь поездка отложена до выхода с больничного Сутулова. За «оперативное» решение вопроса начальство сулит почикать им надбавки.

Гальцев медленно двинулся вдоль шеренги опознаваемых. Внёс последний штрих, поправив каждому маску так, чтобы глаза в прорезях были видны полностью. Барсук, надо думать, специально натянул «паранджу» косо, в левой прорехе только густая бровь чернела.

Наконец важняк решился. Отворил дверь. Закрытая, она должна была гарантировать, что Епишева и Рязанцев не услышат переговоров следователя с подозреваемым.

В этот миг Барсук, вжикнув молнией, расстегнул толстовку, проворно скинул её и остался в коричневой трикотажной кофте. Заботливая сожительница передала ему комплект одежды.

Гальцев реагировать на страховочный фортель не стал.

— Анастасия, заходите! — крикнул.

Девушка вошла зажатая, как манекен. У неё без преувеличения ноги подкашивались.

Следователь разъяснил присутствующим права и обязанности, предусмотренные УПК, и предложил Епишевой посмотреть на стоявших вдоль стены мужчин в масках.

У потерпевшей у самой лицо в маску превратилось. В неестественно бледную — засохший алебастр, да и только. Видно было, как трудно Насте вживую ревизовать выстроенных мужчин, один из которых, возможно, являлся её мучителем.

Гальцеву захотелось в знак поддержки коснуться локтя девушки. Предотвращая непроизвольный жест, он сделал шаг назад. Тактильная активность могла быть расценена, как подсказка.

Потерпевшая прошла взад-вперёд. Не сделала ни одной остановки.

— Анастасия, теперь отвернитесь к стене, — сценарий Гальцева предусматривал два акта.

Каждому из троицы в масках было предложено поочерёдно озвучить фразы с розданных им листков. Двадцатого февраля их произносил насильник.

— Тихо, молчи, — этими словами он тогда начал, говорил негромко, скрытничал.

— Молчать! — прикрикнул громче, когда потащил жертву вглубь кладбища.

— Снимай штаны! — злобно потребовал у могильной ограды, за которой чернел памятник с эпитафией: «С любимыми не расстаются, лишь рядом быть перестают».

— Одевайся! — приказал после растянувшегося на полчаса глумления.

— Иди. Повернёшься, пришибу, — тихо и зловеще напутствовал на прощанье.

Здесь присутствовал тонкий момент — согласится ли подозреваемый воспроизводить предложенный текст. Силой его не принудишь. Вместе с тем он должен понимать — отказ сыграет против него. Всё внимание опознающей перенесётся на того, кто бастует. Значит, он и есть виноватый! Логика простая.

Барсук подчинился, но все фразы произносил с одной монотонной интонацией. Тут уже ничего не поделаешь. Он не артист. По-другому не умею, скажет, если замечание сделать.

Картавость проявилась на заключительной реплике, в ней присутствовали слова с буквой «эр».

Застывшая с полуоткрытым ртом Епишева встрепенулась.

— Вот этот! — голос её рванул ввысь.

— Анастасия, подождите, — следователь добивался чистоты эксперимента, — у нас ещё один опознаваемый не прочитал крайнее предложение.

— Иди! Поверрнёшься! Прришибу! — Вася Ермаков выдал «эр» так раскатисто, что в оконной раме испуганно звякнуло стекло, имевшее диагональную трещинку.

— Анастасия, повернитесь. Вы кого-то узнаёте?

— Вот! — палец с до мяса остриженным ногтем нацелился в крайнего слева, в серой маске.

— По каким признакам вы его опознаёте? — момент был исключительно важный, аргументация выбора обязательна.

— Опознаю по телосложению, по глазам и голосу.

— Уверенно опознаёте?

— Да.

— Опознанный, снимите маску и представьтесь.

Барсук стянул с головы маску. Взъерошенные грязные волосы встали торчком. К лицу густо прилила кровь. Губы ёжились, сжать их не получалось. Самопроизвольное кривлянье рта фигурант оправдал кривой ухмылкой, вероятно, означавшей — это всё лажа!

— Представьтесь, — пауза затянулась чрезмерно, в связи с чем Гальцеву пришлось повторить требование.

— Барсук Игорь Алексеевич, — голос звучал глухо, словно из бочки.

— Назовите точную дату и место вашего рождения.

Подозреваемый, помявшись, сообщил нужные сведения.

— Следственное действие окончено. Сейчас будет составлен протокол, — важняк перешёл за стол.

Прежде чем взяться за ручку, он осушил бумажным платочком взмокший лоб. В кабинете зябко, а его, смотри-ка, пот прошиб.

Повисло молчание, нарушаемое шёпотом статиста Васи Ермакова. «Эр-Два» обнюхивал побитую молью синюю шапку и гадал: чем пахнет? говном что ли?