Идеальная совокупность. Том 2

Когда за следователем затворилась дверь, Кораблёв яростно матюгнулся. Выбросив пар, прошёл к окну, открыл фрамугу. Ворвавшийся морозный воздух остудил голову, возвратил способность к анализу. Безропотно проглотишь эту плюху, что дальше? «Только сделайся овцой, а волки готовы», — гласит народная мудрость. Надо искать поддержку наверху. Но к кому лучше адреснуться? Звонок по своей вертикали сделать проще, но он может вызвать у начальства шквал эмоций и спровоцировать дальнейшую эскалацию конфликта. Внешнее сношение нарушало субординацию, требовало ювелирной дипломатии, но в то же время сулило лучший результат.

Остановился на втором варианте. Продумал сценарий беседы и решительно подвинул к себе городской телефон. Звонок будет по межгороду. Крайне важно донести доводы без эмоций.

Разговор занял три минуты, большой человек на другом конце провода своё время ценил.

Выполнив задуманное, внушая себе, что поступил правильно, Кораблёв сел разбирать материалы, присланные милицией. Их была, как всегда, гора, и, как всегда, половину её составлял шлак. Родная ментура притворялась, будто не понимает, где чья подследственность.

Ещё раз прибегал Миронов, голубые глаза нараспашку:

— Александр Михайлович, он названивает, ругается! Чего не приходишь, говорит.

— Виталий, сгинь с глаз моих.

Звонок межрайпрокурору Кораблёв выдал после обеда. Цепочка сигналов должна была достигнуть улицы Советской раньше, но в данный момент абонент — сыт, благостен, из последних сил борется с дремотой. С таким Аркадьичем сподручней вести переговоры.

— Привет. Уделишь минуту?

— Здорово. Тебе попробуй не удели. Дядя Коля мне уже вставил дилдо по самые колокольчики. Не пойму, правда, за что. Вот надо было тебе, Михалыч, через мою голову жаловаться?

— Не жаловаться, а доложить. Сам знаешь, дело Барсука — на личном контроле прокурора области. Мне велено докладывать о ходе расследования напрямую. Я бы мог и самому Виктору Арнольдовичу позвонить, но подставлять тебя не стал, ограничился Николаем Николаевичем, — после сентябрьского водораздела Кораблёв принципиально не называл прокурорских боссов по прозвищам даже в разговорах со старыми знакомыми.

— Какой ты стал правильный, Михалыч. Ну, велели докладывать, но меня-то игнорировать не велели, — Буров не пацан, по ушам ему не проедешь. — Чем тебе Рафа не угодил?

— Он опять учит моих следователей, как формулировать обвинение. Этому не бывать! Он — надзорник, а рулю следаками — я.

— Снова старые песни о главном… Конкретно можно? Чего не нравится в его требованиях? Погоди, сигарету возьму, — в динамике подвисла пауза, на её фоне щёлкнула пьезозажигалка, и вкрадчиво затрещал, воспламеняясь, пересушенный табак. — Говори.

— Весь список предъявить не могу. Рафа натараторил, как всегда сумбурно. Из того, что мой следователь запомнил, — в описании сто тридцать второй статьи фразу «засунул половой член в рот и понудил сосать» заменить фразой «понудил сделать минет».

— Ха-ха. Интересный у вас юридический спор. И чего не так?

— В русском языке нет такого слова «минет», это перевод. Не каждый поймёт, какие конкретно действия под ним подразумеваются. Поэтому никаких «минетов» в обвинении Барсуку не будет.

— М-м-м… Это принципиально?

— Да.

— Ещё что?

— Спроси лучше у него сам. Там настоящая каша-малаша.

— Лады, — покладистость Аркадьича объяснялась тем, что первый зампрокурора области настроил его на добрососедский лад.

— Когда перезвонить? — Кораблёв безгласно торжествовал, его план удался.

— Я сам тебя наберу.

Буров повернулся в кресле к пульту диспетчерской связи. Полюбовавшись не успевшей надоесть обновкой интерьера, красивым бежевым аппаратом с изящно изогнутым микрофончиком, осторожно коснулся клавиши, возле которой под стеклом была вложена бумажка «Зам-1».

Коммуниканта отличала молниеносная реакция: он откликнулся, не дав завершиться первому гудку:

— Слушаю, Сергей Аркадьич! Слушаю!

— Зайди.

Внутренняя связь — бонус капитального ремонта, стоившего межрайпрокурору поседевших висков. Рукотворное стихийное бедствие позади, тогда как химическое послевкусие стройки (одуряющее амбре краски, клея, штукатурки) загостится в этих стенах надолго. Результат, тем не менее, однозначно стоил перенесённых страданий. Сотрудники получили человеческие условия для работы, а их начальник — репутацию крепкого хозяйственника.

Самандаров влетел, задев плечом косяк:

— Что стряслось?!

— Присядь, Рафаил Ильич. Выдохни. Вредно так нервничать.

— Я постою. У меня там столпотворение. Конец месяца.

— Дыханье переведи. Перевёл? Что не так с обвинением маньяку?

— Уже наябедничали?! — непоседа приплясывал на месте.

— Причём напрямую товарищу «Терминатору», — в воспитательных целях Аркадьич повысил ставки.

— Прокурору области? — Рафаил напрягся. — Зачем?

Вопрос, ответ на который был очевиден, Буров проигнорировал.

— Что не так с обвинением? — повторил.

Самандаров скороговоркой вывалил кучу претензий к следствию.

— Нарушений УПК не вижу, — Аркадьич обозначил свою позицию.

— Ну, как же?! — Рафа, кипятясь, начал доказывать обратное.

Развернуть баян ему не удалось.