Идеальная совокупность. Том 2

Есть что сказать Инге. Только вряд ли её устроит промежуточный ответ. При том что разговор с Лукьяновым запросто может получиться беспонтовым.

Вибрирующий мобильник с упорством камикадзе полз к краю стола и был спасён от падения в пропасть в последнюю секунду.

— Слушаю, — Андрей нажал на приём.

Не в его правилах было прятать голову в песок.

Опер ОРЧ № 1 УУР и участковый

По дороге Олежка расспрашивал Цепляева про его ранение:

— Я реально не понимаю. Почему в личное дело не занесли? При исполнении же!

— Ну, в кадрах сказали — травма лёгкая, ранением не считается, — флегматик участковый смущённо улыбнулся.

— Как не считается? Ножом при задержании! Это они, гады, чтоб страховку не платить. Надо добиваться!

— Брательник вообще говорит — меня наказать надо за утрату бдительности. Не будешь, говорит, грабли куда не надо тянуть, — Цепляев машинально потёр левое запястье, по которому в июле дважды полоснуло лезвие кухонного ножа.

— Чего ты его всегда слушаешь? Своим умом живи!

Старший брат Цепляева — Коля, тоже участковый, но на Малеевке. Не так давно он перевёлся из Челябинска. Здоровенный лось, громогласный, бесцеремонный. Благодаря своему делопутству — ходячий анекдот.

Над последней хохмой вся милиция угорала. На осмотре места происшествия по убийству Коля Цепляев ткнул пальцем в грудь зампрокурора Кораблёва, которого не знал в лицо, и пробасил:

— Ты опрашивай соседей!

Руководитель СОГ не смутился, отреагировав с присущим ему едким юмором.

— А с бабой этой что? С самогонщицей? — не отставал Белобрагин, трогаясь со светофора на жёлтый.

— Дело закрыли. Скоро суд.

— Она сидит, надеюсь?

— Под конец следствия на подписку выпустили.

— Ни фига себе! Режь ментов, и ничего тебе за это не будет?

— Она осознала. Женщине сорок пять лет, не судимая.

— Тюфяк ты, Дрюня! Так, приехали. Показывай, где окошки твоего подопечного. Ты говорил, у него первый этаж.

Оба окна квартиры Бабочкина смотрели на проезжую часть и были забраны железными решётками. За плотно задёрнутыми шторами признаков жизни не наблюдалось.

— Решётки, это хорошо. Деваться ему некуда. Нам куда дальше?

Дальше — к старшей по дому. Худенькая очкастая женщина в возрасте «шестьдесят плюс», из тех, что язык не повернётся назвать бабулькой, распахнула дверь без стука.

— Заходите скорее! — шепнула. — Чего вы как долго?

Одета активистка модно, накрашена ярко. Уютная прихожая в бордовых тонах, светильник и круглое зеркало на стене — под старину. Одурманивающе пахнет пирогами. Похоже, тут ждут гостей.

— Сашка дома, приехал сорок минут назад, заперся на оба замка, — доложила винтажная модница. — Включал воду, кастрюлями гремел, потом затих.

Звукоизоляция в панельном доме оставляла желать лучшего.

— Ирина Евгеньевна, вы ему в дверь позвоните, — предложил Цепляев. — Вам он должен открыть.

— Щас! Бегу и волосы назад! — пенсионерка выказала знание молодёжных прибауток. — А он потом меня, как у Достоевского, — топором! Андрей Сергеевич, мы так не договаривались.

— Но вы же говорили, у него задолженность большая по квартплате. Чем не повод для разговора?

— Товарищи, я свой долг выполнила. Ваша очередь! И не уговаривайте, Андрей Сергеевич, я ещё пожить хочу. Личную жизнь устроить, в частности.

Милиционеры вышли на площадку. Железная дверь в квартиру передавала привет из начала девяностых. Громоздкая кустарщина, гаражные реечные замки.

Оперативник потянул за ручку — дверь не шелохнулась. Такую громилу не отожмёшь, здесь надо болгаркой петли срезать.

Кнопка звонка отсутствовала. Цепляев постучал ключом. Металл по металлу — получилось громко и требовательно.

Парни навострили уши. Ни звука внутри. Следующая порция стуков. Опять ни мур-мур.

Отбросив деликатность, начали барабанить кулаками. Дверь глухо резонировала. От листа-четвёрки[101]

 кулаки отлетали, как лущёный горох.

— Бабочкин, открывайте! Милиция! Мы знаем, вы дома! — кричали наперебой.

Весь подъезд взбаламутили. Защёлкали замки. Выползли жильцы, преимущественно возрастные.

— Люба, иди домой! Домой! — Ирина Евгеньевна отчаянно замахала рукой на свесившуюся через перила маргинальную особу в драном халате.

Минут пятнадцать, не меньше, сотрудники милиции испытывали нервную систему Бабочкина. Блефовали, будто у них есть санкция на обыск, и они уже вызвали МЧС ломать дверь.

Нервы у прикинувшегося ветошью не выдержали. В квартире послышались шаги, метанья из угла в угол. Нечто адреналиновое происходило внутри. Рывки, натужный скрип. Потом грохот.

— Чего он там? Мебель ломает? — у старшей по дому горели глаза.

Гендерное любопытство побеждало первобытный страх.

После тарарама воцарилась тишина. Пару минуток выждали.

— Может, снаружи что-то увижу, — Белобрагин сделал единственно возможный ход.

Обойдя дом, он увидел, что решётка с окна кухни валяется на земле. Из фасада торчали штыри, к которым прежде она была приварена. Оконная рама осталась притворённой неплотно, а штора — отдёрнутой. Если встать на лестницу, можно будет заглянуть внутрь. Вопрос на засыпку — где взять лестницу?

— Вон он! — из-за угла выбежал Цепляев.