Идеально безумный мир

– За мной, сухопутные. Я не капитан, но, думаю, выведу вас, куда надо… – и, высказавшись, он уверенно отправился в правую сторону, уверенно до такой степени, что со стороны можно было подумать, будто мужчина всю жизнь только и делал, что искал путь среди этих деревьев.

…Поворачивать пришлось много. Винсент петлял среди деревьев, как заяц, как будто пытался сбить кого-то со следа, запутать следы, но поворачивал при этом всегда исключительно в правую сторону, скрупулезно исполняя указания Марко. В истинности информации, предоставленной ему этим молодым человеком, он почему-то был свято уверен, хотя спутники его, переглядываясь, несколько раз негромко выражали сомнения, заключающиеся в основном в том, что коли уж юноша так толком и не вспомнил Винченцо, то с какой бы стати ему было действительно помогать ему?

Они шли, тихонько ропща, перешептываясь между собой, пока, наконец, Роман и Людовик, сами не решающиеся спорить с грозным предводителем экспедиции, не вытолкнули вперед Татьяну, решая бросить ее, как родственницу упомянутого предводителя, на амбразуру дядиного гнева.

Девушка, несколько раз недовольно оглянувшаяся через плечо на эту парочку шутников, которые как раз очень активно принялись изображать, что помогают идти раненому Цепешу (тот от этой помощи откровенно заохал), набралась смелости и, нагнав Винсента, осторожно тронула его за локоть.

– Винс… ты меня… в смысле, нас, прости, конечно, но почему ты так слепо вверился Марко? Он не помнит тебя, и я, честно, не понимаю, как ты можешь…

– Все очень просто, – дослушивать ее мужчина не стал, не стал даже оборачиваться, продолжая уверенно шагать вперед, и в очередной раз резко и решительно поворачивая, – Когда я встретил Марко в том, нормальном мире, он не то, что не помнил – он не знал меня вовсе, казался совершенно чужим мне по духу и, честно говоря, даже вызывал некоторое подозрение. Я случайно узнал, кто он такой, приблизился к нему и ощутил… ну, не знаю, как это описать, это что-то вроде ауры, окутывающей хранителей памяти. Я ее ощутил, попытался осторожно завязать с ним разговор – мне не каждый день попадаются представители моего вида, тем более, в Италии! Он отвечал очень скупо, держался настороже, но чем дольше мы общались, тем большее расположение чувствовали друг к другу. Марко – удивительный человек, он способен помочь даже незнакомцу, если тот чем-то понравится ему, он не задумываясь доверится человеку, в котором чувствует – чувствует совершенно интуитивно! – друга. Я вижу, что он чувствует друга во мне и сейчас, и верю ему… Тогда он рассказал мне про Паоло, доверился мне, а я в ответ поведал ему об этом перстне, – Винс вскинул руку, демонстрируя кольцо с опалом на ней, – Я поверил ему, и не ошибся. Он рассказал о перстне Паоло, посоветовался с ним, потом передал его слова мне… Я сам никогда не видел мага, создавшего его, лишь слышал о нем от Марко, слышал только самое хорошее и, если Чеслав по приказу Альберта действительно убил его, я… – он сжал руку с кольцом в кулак, – Я не прощу его. Никогда не прощу ему этого, я не успокоюсь, пока не отомщу!.. Ох, дьявол, – мужчина внезапно остановился и, удивленно тряхнув головой, вытянул правую руку вперед, как-то очень быстро и внезапно успокаиваясь, – А вот и идол.

– «Ох, дьявол» или «ох, идол»? – Роман, каверзно улыбнувшись, вежливо прибавил, – Ты уж определись, будь так добр, гражданин кот, а то вводишь нас, бедных и несчастных в большое заблуждение… А нам сказали, что заблуждаться здесь нельзя! Это чревато. Идолами… – взгляд его упал на деревянную фигуру, застывшую с вытянутой рукой, и лицо молодого человека помрачнело.

– Его трудно назвать идолом… – Татьяна закусила губу, рассматривая встреченный указатель, – Он какой-то… чересчур человечный.

– Похоже, Тьери в этом мире придумал себе новые развлечения, – Людовик, сам шагнувший вперед, немного склонил голову набок, изучая деревянное лицо, – Клянусь, такое ощущение, что в следующую секунду эта несчастная фигура попросит о помощи! Думаете, он правда превратил кого-то в дерево? – парень оглянулся, и девушка, уже привыкшая видеть в нем человека, получающего удовольствие от чужих страданий, с изумлением заметила промелькнувшее в зеленых глазах сочувствие.

Влад, человек не менее впечатлительный, чем Татьяна, предпочел воздержаться от комментариев, только глядя в немом остолбенении на застывшую пред ними фигуру.

Она не была высокой, размер ее совпадал с ростом среднего человека. Лицо «идола», лицо излишне человечное, излишне живое, застыло в какой-то мученической маске, настолько пугающей, что даже Винсенту, человеку бывалому, стало откровенно не по себе. Вытянутая, застывшая в нужном направлении рука казалась неестественно напряженной и тоже, в свой черед, потрясающе живой – даже ногти были видны на выпрямленных пальцах. Вся одежда, каждая складка – все это было искусно вырезано из дерева, или просто обращено в него, как и несчастный человек, ее носящий.