Идеальное несовершенство

Она склонилась, заглядывая в них, словно заклинатель змей; обеими руками ухватившись за поручни, могла удерживать параллельную позицию, как бы он не вырывался.

– Послушай меня. Слушаешь? Не знаю, насколько серьезна блокада, но рано или поздно мы из-под нее выйдем. В тот самый планк мозг Клыка выскочит на свои Поля. Поля, принадлежащие похитителям. Я не знаю, насколько быстро они сумеют отреагировать и каким образом, но будет погоня. Ты меня слушаешь? Мы должны установить контакт с Цивилизацией, с Императором, с трибунами Ложи, Официумом или Джудасом. И мы не можем этого сделать через интерфейс Клыка, поскольку трансмиссия будет идти через те же приватные поля похитителей. Понимаешь? Это у тебя, у тебя в голове привойка!

– Что?..

– Раз-два-три, просыпайся, Замойский! Ты должен войти на Плато.

Он возмутился.

– И как это?

– Непосредственно. Как только мы выйдем из-под блокады.

– Как – «непосредственно»? Я никогда не пользовался Плато. Эта привойка… – он пощупал голову, словно и правда мог ощутить ее сквозь череп, – была сломана.

– Нет. Атака пошла по Плато: Поля вычистили. Коннекционная сеть осталась. И ты ошибаешься: ты пользовался Плато месяцы подряд. Теперь ты просто впервые сделаешь это осознанно. Смотри на меня! Ты сделаешь это! Едва лишь мы выйдем на чистое.

– Да успокойся, девочка, я таких —

– Ты сдаешься? Отказываешься?

– Что? Нет, я просто —

– Ну? Ну?

– Как мне это делать? – процедил он, уже настолько придя в себя, чтобы возбудить внутри себя холодный гнев. – Ну, скажи.

«Я поймала его», – констатировала она и отступила от кресла.

И только сейчас ее по-настоящему скрутил страх: на самом деле она не была уверена, что сеть на мозгу Замойского все еще действует, что структура и управляющие программы сохранились. Она помнила только несколько фраз комментария, оброненного отцом a propos результатов побочных покушений. К тому же, сама она никогда не пользовалась Плато напрямую. Располагала лишь информацией из чужих рук.

Однако Адаму продемонстрировала лицо эксперта.

– Существует десятка полтора стандартных, наиболее популярных макросов активизации, накрепко укорененных в культуре – как укоренены макросы savoir-vivre: рукопожатие, поцелуй ладони, поклон. Поскольку твоя сеть была установлена ради другой цели, я сильно сомневаюсь, чтобы семинклюзия посчитала необходимым копаться в управлении интерфейса. Ставлю на то, что там все настройки остались по умолчанию. Да, ты прав, все это нарастает слоями. Я покажу тебе мудры для вызова макросов. Потом – все зависит от того, какие Поля приписаны к твоей сети. Вероятнее всего, ты выйдешь на луга «Гнозиса». Тебя примет привратная СИ. Она займется всем. Ты даже не почувствуешь. Понял? Понял?

Он лишь улыбнулся.

– Ну что? – опешила она.

– Ничего, – покачал он головой. – Показывай свои мудры.

Она ему показала; а скорее – объяснила. Поскольку в большинстве своем это были фигуры разума, а не тела. Пришлось уверять, что он выполнит их верно. А он верил, что она правильно их описывает.

Цепочки ассоциаций, ритм дыхания, представления геометрических объектов, напряжение определенных мышц, тех, которыми обычно не пользуешься…

– Повторяй постоянно, – поучала она его. – Мы не знаем, когда минуем границу блокады. Крикни, когда войдешь.

Он и теперь улыбался? Борода все скрывала.

Анжелика стиснула зубы.

– Я запишу тебе адреса, которые вытянула из того медового мальчишки. Выучи их наизусть. Это длинные последовательности букв. Справишься?

– Ты же как-то запомнила.

– Этому меня учат в Пурмагезе.

– Чему?

– Управлению памятью. Принятию быстрых решений в условиях стресса. Ну, ладно. Исполняй!

Он скорчил такую рожу, что на этот раз засмеялись они оба.

В случае Замойского смех был почти истерический. Он пытался успокоиться – безрезультатно. Указывал на что-то поднятой рукою – рука летала во все стороны. Хотел схватить Анжелику за плечо – та оттолкнулась и полетела в стену звезд. Он ударился затылком о спинку. Оба продолжали хохотать.

Анжелика перестала смеяться лишь на миг, чтобы выдавить:

– Ну, исполняй.

После чего ее снова согнуло напополам.

Он расстегнул ремни и выпал из кресла – прямо на изрезанную стену.

– Кор… корм… кормить…

– Что?

– Его нужно кормить.

– А?

В смехе его занесло аж на потолок.

Даже когда он уже перестал чувствовать веселость, организм все еще тиранил легкие и диафрагму, кривил лицо… Хронический смех.

Она успокоилась раньше и выдохнула:

– Что ты говорил?

– Если он перестанет чувствовать свежую кровь…

– Понимаю.

Она оттолкнулась к передней стене. Замойский миновал ее, возвращаясь в кресло. Она надрезала себе палец, но этого оказалось маловато; повторила разрез над запястьем. Втерла новую кровь во вздувшийся облицовочный материал – тот вспух заново.

– Лучше бы нам выйти раньше, чем у меня пересохнут вены, – проворчала Анжелика.

Адам снова пристегнулся к своему креслу и напомнил:

– Адреса.