Идеальное несовершенство

– Инклюзией? Нет. Войны не могут вспороть инклюзии, инклюзии – это отдельные вселенные. Франтишек… что ж, это просто словинский Деформант. Статистический шум космоса, жизнь возможная – а значит реализованная. Привыкай: существуют лишь вещи логически противоречивые и непротиворечивые. Первые невозможны, вторые – неминуемы.

Они влетали в сине-салатно-золотую сеть. Фрагменты золотые – это те, что еще живые. Георг/Официум включилу прожектора Клыка (Клык снаружи наверняка выглядел теперь словно огромная елка света), и они могли дивиться краскам. Однако Замойского при этом виде охватывало отвращение. Все было слишком органичным, турпистическим, чрезмерно ассоциировалось с гнилью – хотя в вакууме ни о каких классических процессах гниения и речи быть не могло. Но ассоциации прокатывались сознанием.

Кишки толщиной в десятки и сотни метров.

Сухожилия, словно замороженная эякуляция чернильных жидкостей.

Нервы, словно трубопроводы, которыми прокачивают жидкое золото.

Другие вены, другие органы – разрубленные, разорванные, разодранные внутренними взрывами; множество слепых окончаний, прижженных при температурах, близких к нулю по Кельвину.

Да-а, Франтишеку выпустили внутренности.

– А Деформанты?

– Деформанты здесь всюду, на половине графика. Во-первых: они сходят с Кривой. Во-вторых: выламываются из Цивилизации. Это лучше видно на Модели Прогрессов. Патрик! Спасибо.

– Выглядит как скелет типи, перевернутая рюмка.

– Каждая такая Кривая – это один Прогресс: от животного до UI. В нем может помещаться бесконечное число Цивилизаций. Третья ось Модели была введена для отображения межвидовых разниц. Прогрессы, получается, стартуют из точек, значительно удаленных друг от друга, чтобы сойтись поблизости от Окончательного Компьютера, а потом тесным сплетением подниматься почти вертикально к UI.

– Франтишек —

– Где-то здесь. Вторая, третья терция, сложно сказать.

Франтишек умиралу, однако егу умирание соответствовало размерам и было идентично растянутым. Годы, говорилу, столетия. Орган за органом, мозг за мозгом, по мере того, как будет выравниваться внутренняя температура с наружной – угаснет, как гаснут звезды, настолько же медленно и настолько же неминуемо.

Ону продолжалу взывать о помощи. Даже если предположить, что блокада Плато продержится бесконечно долго, для Франтишеку существовал шанс спасения: идущий со скоростью света крик на Коде в конце концов доберется до кого-то с исправными Клыками. Деформант окажется спасеннуё – в какой-то остаточной форме. Или, собственно, добитуё.

Самостоятельно ону не сумелу бы восстановить свои Клыки, не после таких разрушений. Они заметили их остатки, запутавшиеся в километровые оборки ткани. Замойский тогда уяснил точность названия – поскольку это и были клыки, полумильные трухлявые зубища звездного чудовища, кривые, черные бивни, поглощающие свет прожекторов почти на сто процентов. Ему пришлось просить Георга/Официум увеличить контрастность экрана.

Георг тем временем былу заняту кое-чем другим: торговлей. Франтишек моглу быть изоляционистским Деформантом, не происходящим из Прогресса HS, но о «Гнозисе» и Макферсоне ону слышалу. И Замойский уяснил следующую истину: наряду с мета-физическими постоянными и Законами Прогресса существует еще один абсолют: экономика. Даже при самых счастливых совпадениях привести себя до изначального состояния будет стоить Франтишеку целого богатства. Оттого ону торговалусь с Макферсон жестко – сколько стоит продление линии френа одной из ее реализаций? Сам Адам Замойский, похоже, в тех переговорах не был даже упомянут. Когда же они достигли компромисса, условий он так и не понял; впрочем, и не расспрашивал.

Картинка на экране перестала изменяться. Крайне осторожно маневрируя (они ведь находились во внутренностях Деформанта), Георг/Официум выровнялу вектор скорости Клыка с крафтоидом. Но при всей осторожности ону все-таки зацепилу тело Франтишеку – Клык тряхнуло, а Адама и Анжелику швырнуло на стену тесной кабины.

Только миг спустя Замойский понял, что Георг/Официум ошибок отнюдь не совершалу. Они воткнулись в золото, и теперь сверкающая паутина оплетала нос Клыка. Виды с камер показывали это в неловкой перспективе: кишка Франтишека находилась на самом краю поля зрения.

Замойский попросил Георга/Официум выдать симуляцию внешнего вида. Тогда увидел, наконец, отчетливей: как Деформант пожирает серо-голубой Клык, вбирает его в себя с непристойной медлительностью. Начиная с кормы, с широкой основы конуса, на которую ону набрасывалу фиолетовые пленки поглощающей ямы (а может – анального отверстия); из-под нее выливалась пенистая мазь, пурпурный джем. До самого наконечника Клыка, на который навивался, как на веретено, золотой вьюнок, спираль холодного огня.

– Что ону делает?..

– Создает для нас биосферу, – ответила Анжелика.

Когда пришло время, Георг/Официум отворилу шлюзы. Замойский бессознательно задержал дыхание, но внутрь кабины повеяло холодным, свежим воздухом.