Идеальное несовершенство

Франтишек покачалу головой. Потянулусь за спину, схватилу черную лиану, разорвалу ее, сжалу. Из той вытекла прозрачная жидкость. Потихоньку сформировалась в подрагивающий пузырь. Франтишек взялу его осторожно в ладонь, после чего широко развелу руки; повторилу жест по вертикали. В воздухе теперь отсвечивал полупрозрачный жидкий овал, липкая мембрана. Манифестация Деформанту передвинула ее в сторону.

Под таким углом Замойский различил на этом экране черную бездну космоса с миллионом звездных цехинов, складывающихся поперек мембраны в Млечный Путь.

– Это то, что мы отсюда видим, – сказал монах. – Но это лишь свет. Этого уже нет.

– Прошу прощения?

– Мы еще тысячу лет сможем удивляться божественному гобелену нашей галактики; но самой ее уже нет. Войны вырвались на свободу и прошли от рукава до рукава. Каждый фрагмент материи больше частички воды был коллапсирован. Это касается и всех Клыков, которые не шли на крафт-волне. Млечного Пути уже нет – есть только туманность черных дыр. Да из них тоже большинство испарилось. Гравитационная структура и момент ускорения остались – но теперь уже лишь тьма вращается вокруг тьмы. А Войны – Войны продолжают сражаться. Вы искали унитаз, господин Замойский? Туда, прошу. Тот цветок.

Глава 6. Плато

СЮЗЕРЕН

Френ спонтанных протечек информации/энергии в Блоке.

Первый и единственный мета-физический разум.

«БЛОК»

Мета-физическая гипотеза, принимающая в качестве конкретной сущности собрание всех существующих Плато.

Сущность с сомнительным онтологическим статусом.

В Графике Тевье: (n-2) – тело, содержащее оптимальное Плато.

«Мультитезаурус» (Субкод HS)

Все это были плоды; даже вгрызаясь в них до боли в челюстях и чувствуя на языке вкус мяса, он не осмеливался думать о них, как о мясе. Тогда бы он потреблял тело Франтишека. Поэтому ел он – плоды.

Анжелика решительно не проявляла таких предрассудков.

– М-м, вкусно, чтоб ему. А это?

И спрашивала у Деформанту об очередных егу органах.

Потом уже отрывала кусочки и съедала, не спрашивая – понемногу всего, что попадало ей в руки.

Иной раз с отвращением выплевывала.

Ассоциации у Замойского были другими: мы выжираем ому внутренности; мы – паразиты, разумные ленточные черви.

Но есть приходилось. Только бы не думать, что именно он ест.

– Смауг мне объяснял, но, кажется, оно не клеится. Что, собственно, эти Войны такое?

Макферсон, паря в позе лотоса под самым серебристым шаром воды, за которым изгибались фосфоресцирующие лианы-вены, плавно всосала золото сквозь приоткрытые губы.

– М-м-м-м-м, в том-то и дело, что, собственно, никто не знает. Будь это известно, их можно было бы просто спроектировать и создать. По сути, все так же, как с открытыми инклюзиями и UI, как с технологиями Бездны: мы не знаем, куда направляемся, пока туда не доберемся —

– Окей, окей, я уже уловил.

Она нахмурилась:

– Не понимаю, почему ты на меня обижаешься. Сам спрашиваешь, а потом —

– Прости, – проворчал он.

– На, это тебя заткнет.

Он скривился, но больше не сказал ничего.

Золото было на вкус словно теплый апельсиновый сок.

Он протянул руку, чтобы тоже ухватиться за корневую сеть и подтянуться к воде, отмыться в ней от жидкозолота, разливающегося по коже и вяжущего конечности, амеба с мускулами из поверхностного натяжения… Вместо этого – упал.

Тело (которое помнит) отреагировало быстрее разума. Ибо упал он в полуприседе, с упором. И все же болезненно ударился костью предплечья о высокий подлокотник кресла.

Слыша проклятия, поднял голову. Зал Анжелики был погружен в полумрак. За окнами, выходящими на двор, царила ночь – беззвездная, ясное дело. Зато сквозь приоткрытые двери из коридора протискивалась туча желтого свечения, быстро расточающегося над ковром. Адам почти видел, как этот тяжелый свет разбивается в воздухе на частицы все меньшие, которое после беззвучно всасываются в мягкую материю восточного ковра. Он погружал в свет ладонь, чувствовал эту мягкость; и чувствовал, как массивный свет вытекает из пола, из древней ткани, по лианам силы, наполняет его организм, все плотнее, все гуще, хаа-аах! – и все это в мгновение ока.

Он встал, выпрямился.

– Георг.

Патрик Георг Макферсон уже переступалу порог. Двери чудесно заскрипели, раскрываясь все шире, когда ону выходилу из туннеля света – желто-воскового, словно отфильтрованного через старый пергамент.

– Стахс Макферсон встретится с тобой через несколько минут, – сказалу Патрик приглушенным голосом.

– Где Анжелика?

– Спит. – Манифестация фоэбэ коротким движением глаз указала на спальню.

Замойский непроизвольно взглянул на прикрытую дверь.