Идеальные лжецы

Боже, я не ослышалась?

Я воодушевилась, загоревшись любопытством. Все это напоминало прорыв сквозь защитную броню молчаливого, сдержанного и серьезного Адрика Кэша.

– А ты не хочешь на него походить, – рискнула я предположить тоном «не стесняйся, рассказывай».

Он издал короткий смешок.

– Скорее я отрежу себе яйца. – Он приложился к бутылке, а потом облизнул красиво очерченные губы. – Не знаю, зачем я тебе все это говорю, учитывая, что при первой возможности ты пойдешь и расскажешь всем.

Выхватив у него из рук бутылку и тоже отпив, я сказала с оттенком негодования:

– Неужели ты думаешь, что я после такого немыслимого унижения отправлюсь трезвонить, что ты единственный из Кэшей, кто соизволил быть со мной искренним? Скорее, я должна поблагодарить тебя.

У меня появилось слабое подозрение, что Адрик улыбнулся.

– Ладно, ты не такая дура, – согласился он.

– О, спасибо большое. Быть немного дурой гораздо лучше, чем быть полной идиоткой, – ответила я, закатив глаза.

– Я имею в виду, что понял, на что ты способна, когда ты села за игорный стол и бросила Эгану вызов, – пояснил он, снова меня очень удивив. Он замялся на мгновение, но потом все же добавил: – Это было занятно. Еще лучше ты выступила в столовой, сказав, что не хочешь с ним встречаться. Я считал тебя умной, пока не увидел вас вместе.

Пожалуй, разыгрывать перед ним идиотку становилось отнюдь не весело, тем более в полной мере осознавая, что на самом деле это было совсем не смешно.

– Не знаю, что хуже: когда ты отмалчиваешься или начинаешь говорить правду в глаза, – усмехнулась я, отнимая у него бутылку, когда он закончил пить. – Сожалею, что разочаровала тебя, бедняжка.

– Люди существуют, чтобы разочаровываться.

Откинув голову, я слегка повернулась, чтобы посмотреть на него. С долей недоверия я призналась себе, что мне нравятся рассуждения Адрика. Они были весьма здравыми.

– Есть хотя бы одно качество, которое мы ценили бы друг в друге?

Не знаю, зачем я это спросила.

Адрик тоже запрокинул голову и посмотрел на меня. Я почувствовала тяжесть его взгляда, пронизанного тоской. Он скупо улыбнулся.

– Давай, ты первая.

– Скажем так, ты способен закрыть мне рот, а это довольно сложно, – призналась я, как будто уже достигла фазы откровений и не могла остановиться. – Ты умеешь убеждать.

– Человек должен обладать хотя бы одним талантом от рождения, – отозвался он, отсалютовав бутылкой, словно поднимая тост.

Мы расхохотались. Я смеялась свободно, а он лишь едва дал понять, что ему весело.

– Теперь твоя очередь, – заявила я, заерзав на месте от нетерпения.

Адрик запустил пальцы в волосы, взлохматив их. Потом замер на мгновение, глядя в пространство. Возможно, он обдумывал ответ, или удивлялся, почему земля вертится, а может, просто медитировал, затем изрек:

– Сложно сказать, поскольку в тебе нет ничего, что мне должно нравиться.

– Что-о-о?! – воскликнула я, весьма шокированная. – Это почему?

Он пожал плечами.

– Потому что ты не красавица, ты не та, кто притягивает к себе внимание, едва зайдя в комнату, ты не милая, и не общительная, и также не обладаешь какими бы то ни было талантами. В сущности, ты неловкая, назойливая, невыносимая, появляешься в самые неподходящие моменты, считаешь, что знаешь все, а на самом деле ни черта ни знаешь, а порой становишься угрюмой и скучной. К тому же ты совершенно не разбираешься в литературе, и на голове у тебя воронье гнездо.

Он произнес свою тираду так просто и непринужденно, что его слова даже не прозвучали оскорбительно. Он сразил меня наповал, но я не почувствовала злости, только горечь. Я признавала, что он сказал правду. Такой я и была, и даже хуже, так что мне не оставалось ничего другого, кроме как заткнуться, глотнуть из бутылки и больше не выступать.

Я не ждала от него новых откровений, но он вдруг добавил:

– Но именно это мне и нравится.

Я ошеломленно уставилась на него.

Адрик продолжил:

– Мне нравится, что ты не пытаешься стать такой, как надо, такой, какой тебя обязывает быть это место. Ты такая, какая есть, и, являясь по сути белой вороной, вовсе не пытаешься мимикрировать. Ты что-то вроде интересного природного явления, например урагана. И потому я до сих пор не могу понять, зачем ты встречаешься с таким жестоким, злонамеренным придурком, как Эган.

Он искренне считал, что Эган мне по-настоящему нравится? Вау, значит, я хорошо играла роль.

Тем не менее я серьезно отнеслась к тому, что он сказал. Впервые мне высказывали в лицо то, что думали обо мне, спокойно и без желания оскорбить. От этого я даже почувствовала себя, как Рафаэль из «Симпсонов», счастливой и печальной.

– Адрик, – начала я, заморгав, как наивная дурочка, – если бы у меня была хоть капля самоуверенности, ты только что выжег бы ее дотла.

Удивительно, но ему мое замечание пришлось по вкусу, и он расхохотался. Заливаясь смехом, он громко и комично рыгнул, что вызвало у меня новый приступ веселья.

Мы смеялись, как два недоумка, пока не наступила следующая стадия алкогольного опьянения: гневливость.