Вадим не верил ни единому слову незнакомца. Он знал свой старенький дом. Три человека в ванной – это источник звуков. Он затылком чуял поселившуюся в хрупком домишке холодную пустоту. Живых людей, кроме них, в доме не было. Его домочадцы точно не сбежали, иначе нашли бы способ позвонить ему. Хоть кто-то из них.
Он стряхнул напряжение со свободной руки. Подручный Троера стоял у него за спиной. Воздух со свистом проходил через натянутую на голову балаклаву. Жёлтый свет фонаря высвечивал поверхность разделочной доски с разрезанным на половинки грейпфрутом. Кира считала, что они помогают похудеть и употребляла красные грейпфруты в промышленных масштабах, отчего эмаль её зубов стала чересчур чувствительной. Нож на доске отсутствовал. По-видимому, человек, скрывающий своё лицо, подготовился к его приходу, убрав потенциальное оружие из поля зрения.
Или Кира отбивалась ножом от нападок склонного к жестокости чужака. Без боя она бы не сдалась. Кто победил в схватке, можно было не спрашивать.
Нужная страница долго не открывалась, браузер без конца крутил кружок загрузки. Интернет в посёлке ловил скверно.
– Лучше бы ей загрузиться, – прошипел Уборщик. – Не хочу залазить с тобой на крышу.
– Это не поможет, я пробовал. Надо перезагрузить телефон.
– Тебе виднее, Буги-бой. Смотри, чтобы помогло.
Убийца отключил телефон, для чего снял перчатку. Сенсорный экран взаимодействовал только с кожей. Разблокировку экрана по отпечатку пальца он убрал, воспользовавшись бессознательным состоянием горе-меломана. В ту же секунду в него прилетел раскрытый ноутбук весом два килограмма. Губы под шапочкой лопнули как мягкая слива. Уборщик выронил телефон и машинально схватился за лицо. Вадим развернулся на стуле и запустил следом попавшую под руку стеклянную солонку. Она врезалась в холодильник, возле головы бандита взорвалось белое облачко соли. Сделав на стуле два прыжка, Вадим ударил одетого в комбинезон противника в живот, поскольку не дотягивался до лица.
Уборщик принял удар с диким рычанием. Его впервые за всю карьеру застигли врасплох. И сделал это привязанный к стулу человек. Он отбил второй удар и нанёс свой. Голова Вадима дёрнулась, подбитый глаз выпустил сноп искр, он рухнул на пол под собственным весом вместе со стулом. Уборщик схватил его за волосы, хорошенько тряхнул и на этом остановился. Никакой выгоды, кроме удовольствия, забитый до полусмерти калека не принесёт.
Капли крови у него изо рта растёрлись по полу. Сценарий такой поворот сюжета не предусматривал. Оставлять после себя биологические следы немногим лучше, чем положить на видное место паспорт. Ищейки получат весомое доказательство его причастности к жестокой расправе. Средством для мытья пола следы не вытравить, что-нибудь да останется. Дом придётся сжечь.
– Глупо, но похвально. – Уборщик достал из морозилки контейнер со льдом. Приложил ванночку к распухшим губам, загнув маску. – Ты сломал ноутбук. На твоё счастье, телефон падение выдержал. – Он поднял с пола телефон и перчатку.
– Ты… убил… их! – Вадим тяжело дышал. Сдавленные рыдания переходили во всхлипы и обратно.
– Я и тебя убью. Но сначала выполню задание. Диктуй адрес.
– Кира! Мальчики!!
Уборщик прижал ко рту распоясавшейся жертвы ладонь.
– Так мы успеха не добьёмся, Джонни. Не хотелось бы пытать тебя. Грамотный программист восстановит ноутбук, не поднимая задницы с дивана. Ты мне особо не нужен. Вот какой у тебя выбор – умереть быстро или истекать кровью много часов. Ты в любом случае не доживёшь до утра, так зачем растягивать мучения? Помоги мне завершить дело, и я убью тебя так безболезненно, насколько это возможно. Обещаю. На счёт три я уберу руку. Поднимешь крик – умрёшь. – Уборщик показал Вадиму лезвие ножа.
– Раз, два, три.
– Кира!!!
– Ну что за строптивость. – Убийца сокрушённо покачал головой. Нож трижды вошёл Вадиму в горло. Надрывистый вопль сменился прерывистым бульканьем. Все они умирали одинаково. Трусы и смельчаки. Молодые и старые. Едва металл разрушал внутренние органы, их лица становились безобразными. Тела сжимались или, наоборот, вытягивались в предшествующих смерти конвульсиях. Однако Вадим Филатов, куда больше напоминавший склизкого прохвоста, чем отъявленного преступника, вёл себя иначе. Он смеялся. Натужно хрипя и изрыгая изо рта струи крови, обнажая кровавые зубы в издевательской усмешке.