Идеи в масках

(Снимает шарф и кожаную куртку, остается в красной фуфайке, с ременным поясом, туго подвязывающим его штаны. Подходит к столу, потирая руки, и молча готовит себе пунш. Барон и поэт несколько шокированы. Дворецкий за спиной Гарта укоризненно покачивает головой.

Ганц Гардт (Не оглядываясь). Так, значит, яичницу с сосисками и побольше хлеба. (Придвигает стул и садится к столу. Дворецкий уходит).

Ганц Гардт(Поднимая стакан). Прозит. (С ним чокаются не особенно охотно).

Ганс Гардт. Дьявольская ночь! А я иду пешком. Спасает кожа куртки, а иначе должна бы отвечать собственная кожа.

Барон

. Вы рабочий?

Ганс Гардт. Я — горный мастер с вашего позволения. А вы, бьюсь об заклад, — турист для собственного удовольствия.

Барон. Вы угадали. Вы идете в гарцкие рудники?

Ганс Гардт. Именно… (Фогельштерну). А молодой господин едет к невесте.

Фогельштерн. Я? О, нет… Моя невеста со мною.

Барон. Его муза.

Ганц Гардт. Ба, ба!.. Поэт.

(Слуга вносит блюдо и ставит перед Гансом).

Ганц Гардт. Поэт… так… Не хотите ли сосисек?

Фогельштерн

. О, нет… Впрочем одну…

Барон. Одну возьму и я.

Ганц Гардт. Чудесно! Щедрот графини хватит на всех. А потом и на-боковую (Пьет и ест с аппетитом). Впрочем эта гроза способна разбудить мертвого… Высокородные господа, вы люди образованные, — посудите, как сильны детские представления: у меня борода, и я ни во что не верю, кроме свидетельства чувств, проверенного рассудком; я знаю, что гром и молния производятся паром и электричеством, но как в детстве, так и теперь я всегда словно вижу, как там ведут баталию, и радуюсь, и приговариваю: «Так его, бей его молотом, булавой, секирой, пали, вали!!»… Ух! Будь у меня крылья, не медля ни минуты, поднялся бы в облака, схватил бы налету первое копье молнии и крикнул бы Валкириям: Ну, девицы, держитесь! Мастер Ганс Гардт покажет вам, что такое мужчина!.. Ха — ха — ха!

Фогельштерн. На меня гром наводит трепет… Не страха, но благоговения.

О ты, гремящий, ты, великий,Тысячерукий, многоликий,Ты — Индра, Зевс и Саваоф,Ты — бог людей и бог богов,Услыши среди треска грома

Мой жалкий голос — червя, гнома,Я пыль у ног твоих…

Ганс Гардт. Фу, фу, что за стихи! Чьи это? Ваши? Отвратительные стихи. Как же можно? Вы, вероятно, придворный поэт?

Фогельштерн(Обиженно). Нет.

Ганц Гардт. Наверно, вы в школе имели награду за хорошее поведение и ябедничали на товарищей? Ха — ха — ха!.. Выпьем?.. К чорту сахар и воду!.. Хватит и рому (Пьет и кряхтит). Сдается, хороший ром. Но стихи ваши плохи… Ох, ох, ох, мой бох, я плох, я меньше блох, прими мой вздох, и сделай, бох, чтоб я не сдох!.. Ха — ха — ха!

Барон(Сурово).

Будьте вежливее.

Ганс Гардт. Э? Разве я сказал грубость? Простите, я прям. Не нравится. Пусть Бог будет Богом, но меня Он поставил на ноги, а не положил на брюхо. А если бы положил, я сам встал бы на ноги.

Фогельштерн(Запальчиво). Но за всем тем вы — ничтожество… Великая вещь — ноги!..

Ганц Гартд. Когда-нибудь добудем и крылья. Не робейте только… Мой отец говорил: «Не робей, парень, — страх удачи не даст».

(Страшный удар грома, барон и поэт вздрагивают).

Барон. Как шумят дождь, ветер, деревья.

Фогельштерн. Вы не находите, барон, что мы здесь словно на острове тепла, света, уюта, что эти широкие окна — страшны: они зияют, словно выходят прямо в бездну, в хаос, в царство дьявола?

Барон(Вставая). Задернем занавеску (Задергивает желтые занавеси перед обеими стеклянными стенами и заставляет дверь ширмой). Замечаете, насколько стало уютнее и веселее?