Король
(Дрожащим голосом). Граф Ульм останьтесь… (Граф останавливается). Сядьте… и попробуйте понять… (В волнении ходит по комнате). Граф, слышали ли вы, что сказано в писании: «Не единым хлебом жив бывает человек». Народ бедствует, но верьте мне: голод физический — ничто перед духовным голодом. Мне случалось по целым суткам не есть во время больших охот, так что я по опыту хорошо знаю, что такое голод. Так вот, граф, это ничто по сравнению с голодом духа… Если бы душа моя один день не питалась красотою, я умер бы, быть — может! Мало того, — даже отсутствие какой-нибудь специальной красоты мучительно, как тягчайшая пытка. Вы знаете старинную копию Джоконды в большой галлерее? Когда мне пришлось отослать ее в Дрезден для ремонта, сравнительно ненадолго… Что же? Я признаюсь без стыда: я плакал иногда! И вот часто я думаю, какое хроническое унижающее, убивающее душу голодание переживает мой народ в духовном, в эстетическом отношении? Много ли зданий в нашей стране, достойных любования? То, что есть, — не все ли создано мною за семь лет моего правления? Вы скажете, что у народа есть природа? Но он не понимает ее, ибо и к природе человек приходит через искусство. Пейзаж написанный открывает глаза на пейзаж действительный. Вы будете говорить о картинах, статуях, музыке и литературе; но масса, — не то, что отдельный человек, — дорогой граф, масса, видите ли, нуждается в монументальном. Я воспитываю народ мой. Мои здания рождают его второй раз, рождают в духе. Я могу повторить о себе эти слова святого Павла. А вы, не понимая роли красоты в развитии человеческого и общественного организма, думаете, что я легкомысленно потакаю капризам моей воли. Дорогой Ульм, не говорил ли я вам много раз, что в вашей политической экономии и в социологии вашей я нашел значительные пробелы? В главе о ценностях вы ничего не говорите о самом важном — о ценностях эстетических. В социологии Вашей отсутствует вовсе глава о народовоспитании силою искусства… И вот теперь педантическая односторонность нашего научного миросозерцания, недостаточность вашей подготовки обрушивается на меня и заставляет меня, страдать, страдать, страдать! Скажите, Лоран, разве все, что я сказал, не незыблемо? Разве всякая идее не укладывается здесь одна на другую, как в совершенном здании?Лоран
. Именно, ваше высочество, и я охотно написал бы все вами сказанное золотыми буквами на мраморных досках.Граф Ульм
(Насмешливо). Желаю зданиям господина главного архитектора подобной прочности.Король
. Вы хотите оскорбить меня иронией?Граф Ульм
. Разговоры бесполезны. Денег нет! По ордерам, не подписанным мною, — пока я министр, — казначейство не выдаст ни одного оре. Я же твердо решил ничего не подписывать для господина Лорана, кроме разве паспорта для отбытия в прекрасную Францию, изголодавшуюся по его гению.Король
. Конечно! Оскорблять себя и друзей моих не позволю! (Весь дрожа, указывает на дверь). Идите! Ответственность за кризис возлагаю целиком на вас (Ульм молча кланяется и уходит).(Король бросается в кресло и плачет, как дитя).
Лоран
(Бросаясь к нему). Ваше высочество, ваше высочество, ради Бога.Король
(Слабым голосом). Оставьте, оставьте, Лоран. Ведь вы не представляете себе, какое несчастье произошло. Без него государство погибло. Он — дух низшего порядка, но совершенно необходимый в этой огромной кухне. Недаром он правит страною уже 16 лет… Да, да… Революция придет теперь. О, Лоран, какое неожиданное несчастье! Все погибло! Кого я позову? Его министры, более или менее опытные, не пойдут без него… Я знаю… Остальные — волки и обезьяны или, еще того хуже, завзятые радикалы, скрытые анархисты. Я не знаю, за что и как взяться (Опять горько плачет). Ах, Лоран, какая кара! За что? Поддержите меня: я боюсь, что один не дойду до аналоя… Между тем мне так хочется, мне так надо молиться, молиться… Скорее молиться.(С помощью Лорана идет к аналою и становится на колени).
Король
. Лоран, там, в левом ящике стола есть эфир, дайте его сюда.(Лоран подает ему флакон, который он ставит рядом с собой, он берет в руки четки).
Король
. Молиться, молиться…(Быстро возвращается Ульм).
Граф Ульм
. Ваше высочество, каменоломни в Стокгарде обрушились. Двадцать раз говорил я Лорану, что работа ведется там с риском для человеческой жизни. Более шестидесяти рабочих убито и искалечено (Лорану). Милостивый государь, собственно говоря, вас следовало бы арестовать.