Идем на восток! Как росла Россия

Наутро вновь приехали аксакалы, моля о мире и утверждая, что «теперь Аллах велел им невольниками больше не торговать и проезжих купцов не трогать». Кауфман мысль одобрил, преследование прекратил, но на всякий случай все-таки взял заложников. Чуть позже – когда после войны 1877–1878 годов в Берлине решался вопрос о размерах Болгарии – британские газеты, имея заказ Форин-оффиса «устрашить Европу», развернулись вовсю, оплакивая «миролюбивых, вольных номадов, ставших невинными жертвами русских, действовавших хуже, чем турецкие башибузуки». В ответ, однако, русское военное руководство представило цифры туркменской работорговли и документы о туркменских налетах на линию, и, как писал Михаил Кочнев, «газетчики, будучи пристыжены, умолкли». Видимо, в те наивные времена «Times» еще можно было пристыдить.

Нет таких крепостей…

Окончательный мир, заключенный 12 августа, подтвердил, что Россия умеет соблюдать договоренности. Как и гарантировал Петр Шувалов, о превращении Хивы в российское владение не было и речи. Только установление протектората, отказ Хивы от «прямых сношений» с иностранными державами (кроме Бухары), исключительное право для русских судов хождения по Аму, ну и, конечно, отмена пошлин для русских купцов. Кроме того, совместная российско-хивинская комиссия, высчитав примерный убыток России за последние 20 лет туркменских налетов, определила размер контрибуции – 2 миллиона рублей. Заодно поощрив и Бухару, оказавшую очень серьезную помощь: «в поощрение и за былые от Хивы обиды» (которых было очень немало) побежденные уступили его светлости эмиру Музаффару несколько не очень больших, но экономически привлекательных участков речного берега.

А поскольку доверяй, но проверяй, на правом берегу великой реки, аккурат напротив ханства, учредили особую «военно-административную единицу», Амударьинский отдел Сырдарьинской области, – своего рода полицейский участок, надзирающий за порядком в ханстве. «Дальние» же колодцы (оазисы), где окопались племена, не сумевшие пересилить себя, какое-то время продолжали жить по старинке. До тех самых пор, пока Михаил Скобелев, придя под Геок-тепе, не объяснил ревнителям традиций, как они неправы. Но это уже эпилог, сам по себе ни о чем, кроме того, что дела всегда нужно доводить до конца, не говорящий.

Глава XXXVIII. Геополитическая комедия (5)

Я царь или не царь?

Миром, смешно отрицать, правят объективные факторы. В целом. Но в частностях, порой длиною в человеческую жизнь, субъективные тоже. А уж если и те, и другие играют в унисон, на выходе получается цунами. В середине 1873 года Средняя Азия, казалось, пришла в себя. Россия получила свое, Бухара – свое, Хива тоже, а уж Коканд, в отличие от «протекторатов», оставшийся единственным полностью независимым государством региона (торговый договор был равноправным), вообще искрился всеми оттенками радуги, сделавшись своего рода эталоном и витриной. Во всяком случае, с точки зрения Кауфмана…

Генерал-губернатор вообще был мужчина с мнением. Если хивинского Мухаммед-Рахима он в переписке иначе как «дикарем» не называл, а к бухарскому Музаффару, «человеку нетвердому и ненадежному», относился с брезгливым недоверием, то кокандскому Худояру откровенно протежировал, как «лицу, вполне понимающему политические планы России». Хан в самом деле был идеальным соседом. Не будучи формально ничем обязан, он себе в убыток помирился с Бухарой, уступив ей все, что «посоветовал» Кауфман, выслал в Ташкент мятежных беков Шахрисабза, просивших у него помощи, и вообще очень внимательно выслушивал советы «любимого, дорогого друга».

Во всем.

В 1871-м Константин Петрович «с полной уверенностью» извещал государя, что «хан кокандский отказался от всякой мысли враждовать с нами или прекословить нам, сделав то не вынужденно, но по велению разума и сердца», и просил поощрить «его высочество» (бухарский эмир и хивинский хан титуловались всего лишь «светлостями») знаками внимания. К чему, естественно, прислушались и поощрили. Но даже за год до того, проезжая через Коканд, русский посланник Струве с удивлением отметил, что «здешний хан увлечен прогрессом, не любит войн, строит дворцы, базары, караван-сараи, разводит сады, задает большие пиры для угощения народа». Сплошная идиллия. Но не совсем. А чтобы понять, почему, следует лучше понять самого Худояра. Личность была сложная. Став ханом в раннем отрочестве, по воле кипчаков, он всю жизнь оставался марионеткой. Его то выгоняли, то привозили назад, как куклу, – в общей сложности пять раз, – но даже привозя, продолжали считать пустым местом. И он рос, ненавидя. Всех. И врагов, и покровителей-кочевников, отнимавших реальную власть, ликвидируя и тех, и других при первой возможности (уж что-что, а лавировать хан умел), опираться же стараясь на мулл и купечество.