Идентичность Лауры

Ознакомившись с историей болезни и допив кислый кофе, способный одним приемом вызвать спазм поджелудочной, я вернулся в корпус, где содержали Лауру. Ее переместили в кабинет, предназначенный для терапии, и когда я вошел внутрь, то увидел ее лежащей на полу в углу. Мы остались наедине. Я сел за стол. Разложил бумаги и обратился к ней по имени:

— Лаура. Лаура Хитченс. Лаура Арчер. Мне нужно поговорить с Лаурой.

Пациентка не отозвалась. Я встал, подошел ближе, присел рядом на корточки:

— Лаура. Я хочу поговорить с Лаурой. Это очень важно. Я доктор. Доктор Курт Мак-Келли. Я приехал из Соединенных Штатов, чтобы помочь.

Девушка дернулась и повернула ко мне лицо. Измученное, осунувшееся лицо с почти прозрачными желтыми глазами. Вероятно, я не видел никого красивее. Но состояние, в котором она находилась, было плачевным. Волосы сбиты в колтуны, кожа сильно обезвожена.

В первый день я не добился значительных успехов, кроме того, что она меня услышала. «Можно достучаться», — отметил я в записях. Мы продолжили терапию, и очень скоро я заметил, что Лаура ждет меня. В один из дней, спустя неделю после начала лечения, когда я зашел в кабинет, пациентка сидела на стуле, сложив руки на коленях, как школьница. Она явно готовилась к встрече. Волосы ее были причесаны и убраны в хвост.

— Лаура? — спросил я.

— Труди.

Я сел. Присмотрелся. Отметил в записях: «Пациентка вышла из состояния дефлексии».

— Хорошо, Труди. Очень приятно познакомиться. Я Доктор Курт Мак-Келли из Соединенных Штатов. Я приехал помочь вам. Ваша страна беспокоится за вас и хочет вернуть на родину.

— Нет разницы, где гнить в психушке, — отозвалась она дрогнувшим голосом.

Да, от астенического состояния, в котором я видел ее ранее, не осталось и следа. Я сел поудобнее. Разговор будет длинным, и как чудно, что он начался.

— Из любой точки, в которой оказывается человек, есть лучший и худший исход. Наша с вами цель — прийти к лучшему.

— Лучшему для кого? Для вас? Для Соединенных Штатов? Шри-Ланки? Лауры? Джессики? Родных погибших? Или для меня?

— Думаете, это разные исходы?

— Думаю.

Не исключено, согласился я про себя. Но эта демагогия для дела не полезна.

— Я хотел бы поговорить с Лаурой. Это возможно?

— Лаура спит.

Труди явно не была довольна моим желанием говорить с другой, а не с ней.

— Вы заставляете ее спать? — уточнил я.

— Нет, она сама. Лаура ранима. Она уснула, когда погиб ее жених Коул. До этого она засыпала эпизодически, чтобы справиться с некоторыми событиями жизни. Тогда и появились мы с Джессикой. Точнее, не так. Я всегда была рядом с Лаурой. Мы играли. Но выходить я стала только тогда, когда умерли ее родители. От Лауры внезапно потребовалось стать взрослой. Она не справлялась. А я могла. Ее младшая сестра Салли ничего не понимала. Средняя, Карин, все время плакала. Я поддерживала обеих. Читала девочкам сказки, придумывая интересные истории.

Разговор с Труди был натянутым и отрывистым. Я сказал, что мне важно услышать Лауру, и к концу сессии она больше прониклась ко мне доверием и обещала помочь. Через несколько дней после того диалога и моего обещания не давить появилась Лаура. Труди дернула головой, прикрыла глаза. По сути, это был момент Х. Терапевт, работая с пациентом, у которого подозревается множественная личность, делает для себя вывод в миг первого переключения. И дальше он собирает доводы «за» и «против», но решение о том, кто перед ним — больной или актер, принимает сразу.

В миг переключения резкое напряженное лицо Труди расслабилось, будто все мышцы разом потеряли тонус. Она стала озираться. Я поспешил ее успокоить:

— Лаура, все хорошо, пожалуйста, не волнуйтесь. Я Доктор. Доктор Курт Мак-Келли. — Эта фраза уже стала моей мантрой.

— Где я? — спросила она тихим низким голосом.

— Вы в больнице.

— Что я тут делаю?

— Вы не помните?

— Нет.

Я почесал бороду:

— Случилось кое-что.

— Я заболела?

— Можно и так сказать.

— Это смертельно?

— Нет. Но это серьезный недуг, и чтобы разобраться, важно все разложить по полочкам. — Я улыбнулся и попытался придать лицу дружелюбное выражение. — А давайте-ка вы расскажете все, что помните. Идет, Лаура?

— Все, что помню? С какого момента?

— С самого начала.

— С самого начала? — Она скрестила руки на груди. — А можно стакан воды?

Я откупорил бутылку, стоявшую на рабочем столе, взял одноразовый стаканчик, налил воды и пододвинул его собеседнице. Она сделала короткий глоток. Мне показалось, ей хотелось еще что-то спросить.

— Я сумасшедшая?

— Почему вы спрашиваете?

— Я не знаю. Иногда я слышу голоса в голове. — Она опустила глаза. Ее губы подрагивали так, будто она говорила что-то про себя.

— Лаура, не волнуйтесь. Давайте вы расскажите все, что помните, с самого начала.

Она опять испытующе поглядела на меня, но я знал, что сегодня услышу историю. Момент перелома для любого практика сродни ликованию Казановы, растопившего лед неприступной красавицы.

— Я потеряла маму с папой, когда мне было десять, — начала она, замолчала и переспросила: — Точно с начала?

— Да. Просто говорите все, что помните.