Идентификация лукраедки

«Ну, допустим, про Пушкина ты загнул. И про Декозлова загнул».

«Допустим. Чтобы проверить, насколько вы внимательно внимаете мне, насколько вы вообще меня понимаете».

«Да где уж нам?»

«Не скромничай, не то так и будут тебя дурачком считать. На чём я остановился? Вот сбил ты меня. Ах да, бас. Он заявил ещё – предупредил, скорее, что нельзя явить миру истинный облик Спасителя без того, чтобы тут же не изрыгнуть что-нибудь настолько же отрезвляюще непотребное, насколько Он совершенен, иначе всё живое ринется к свету в указанном мной направлении, сбивая и топча ближнего своего. А дисконт добавил: указавши дорогу к свету, будь добр указывать и обратный путь, к мраку. А меццо-сопрано предупредило: тебе осталось тридцать семь часов, тридцать семь минут и тридцать семь секунд на всё про всё. И бас вынес мне приговор: успеешь – значит мир после тебя пребудет – как и был – равновесным, не успеешь – значит навсегда останешься виноватым в том, что он сорвался с катушек».

«То есть тебе предложили совершить обнуление – плюс на минус».

– И тебе пригрезилась – ну или была явлена – лукраедка!

«Точно! Я сразу понял: это оно, то самое – квинтэссенция всего, что я не любил в этой жизни! Я писал его взахлёб, прерываясь только на то, чтобы сплюнуть от омерзения. Когда левая рука не могла уже держать кисть, я помогал им обеим правой. К утру всё было готово, но только жить после этого стало решительно невозможно, и жизнь без сожаления вскоре рассталась со мной».

– Ты самоисчерпался. На какое-то время.

Чтобы изобразить эдакое без тяжких последствий для психики, надо было быть Босхом, а никак не Рафиком.

«Да, я чувствовал себя пустым, как мир до Большого Взрыва, как будто меня вывернули наизнанку, высосали все соки и выбросили за ненадобностью полыхать горячечным пламенем».

«Зря вы, хозяин, говорили, что мне неведомы чувства: я аж прослезился! Спешите видеть: Трам-Пам-Пам-Сон рыдает как какой-нибудь сентиментальный Крокодайло!»

– Да, дорого ты заплатил за свою, как ты её, по-моему, назвал, оплошность, дорого заплатило и человечество, обменяв гения на гиперплодовитую нечисть, а во сколько обойдётся очищение мира от этой заразы с помощью клизмы или ударной дозы слабительного, боюсь, нам сейчас не скажет никто – даже КССР с Польской Милицией.

«Не могу всё же сквозь рыдания не добавить, что без жертвы чего-то нестерпимо для всех для нас важного здесь уже обойтись, к глубочайшему моему сожалению, не получится».

– Имеешь в виду себя? Только такая жертва будет для каждого из нас нестерпимо важной.

«Ах если б! Если б моей скромной персоны было достаточно, то, верите ли, хозяин, ни секунды б не колебался!»

– Верю, верю, сам такой: с кем поведёшься… Но остаётся непрояснённым интересный вопрос: как сумел наш довольно-таки плоский и, скорее всего, малоподвижный монстр вырваться на волю и так основательно на ней обжиться и закрепиться?

Без мази да в грязи

«Готов, отрыдавшись, поделиться накопленным – в меру моих скромных накопительных способностей, конечно, – знанием. А если и привру по привычке, то есть тут кому меня поправить. Жил некогда в столице Папской области Вечном городе Риме алхимик по прозванию Алессандро Капрони, он же Аль Капроне».

– Слово «капрон», случайно, не от него произошло?

«Нет, от него, скорее, произошли вы, хозяин».

– Я так и чувствовал, что без меня здесь не обошлось.

«Так вот, сей незадачливый Аль Капроне был озадачен поисками не монструозных лукраедок и даже не капрона, а всего-то-навсего банального золота».

– Вангую, вернее, декозлюю, что ничего у него не вышло. А ты его знал, Рафик?

«Я был наслышан о нём, но лично не знаком».

«Зато его хорошо знала твоя Форнарина. Спокойно, спокойно! А то возьму и умолкну – и домысливайте тогда всё сами. Итак, они были знакомы. Ты посвящал ей свои холсты, а он посвящал ей свои реторты. Какое из посвящений казалось ей более увесистым, не знаю, не готов свидетельствовать в чью-либо пользу. Но я бы на её месте предпочёл богатого и знаменитого красавца какому-то мутному сморчку».

– Ха, мой предок тоже напоминал сморчок?

«А вот здесь мы с капралом дружно бросимся вам возражать: нам бы с ним вашу мужскую неотразимость!»

«Редкий случай, когда я склонен с ним согласиться».

«И тем не менее, несмотря на все наши совокупные достоинства, лукраедка уплыла к Капрони. Ты ведь отписал её Форнарине?»

«Ничего я никому не отписывал, я просто указал ей на свёрнутый холст и попросил не разворачивать до моих похорон».

«Тем самым ты только раздразнил её любопытство. Уверен, у твоего смертного одра она частенько бросала украдкой свой любознательный взгляд в сторону таинственного рулона с надписью “Моей Маргерите”».

«Хочешь сказать, она с нетерпением ждала моей смерти?»