Идет охота на "волков"

И опять поплыли тени по зеркалу — смутные, туманные, размывчатые, не оформленные. Первый раз услышала эту мелодию девочкой в детском доме. Учитель пения, старый мужчина со странными пальцами, оканчивающимися утолщениями похожими на булаву, сыграл её на детдомовском баяне в конце урока. Сыграл просто так, вне школьной программы, чтобы чем-то занять оставшиеся минуты до звонка. Но Клеопатру так тронула мелодия, что попросила сыграть еще раз. И потом, потрясенная, повторяла и повторяла её про себя. А что такое Сулико? Что означало это слово? Учитель и сам не знал, предполагал, что это гора, а потом стал говорить — что солнце. Все детство этот вопрос мучил Клеопатру. Она искала его в библиотечных словарях, в учебниках — и нигде не находила. А в памяти осталась единственная строчка, которую знал и напел старый преподаватель пения: «Где же ты моё „Сулико“?» И только став взрослой, узнала, что Сулико — это имя, учитель неправильно произносил его в среднем роде.

Детдомовская кличка «Мурка» осталась навсегда. Кто это придумал? Сейчас и не сказать. Но и дети, и учителя, и воспитатели — звали её именно так. А родителей не знала и не помнила. Иногда к ним в комнату на четырех девочек, пока ни кого не было — приходил директор. Маслянистые его глазки и лукавая улыбочка часто снились по ночам. Он начинал ко всему придираться, делать язвительные замечания: постель не так заправлена, книги с тетрадями не сложены в кучку, портрет Крупской косо висит. А потом вынимал из карманов сладости, и садясь ближе, начинал угощать Клеопатру. А потом, будто нечаянно, ронял конфету, и когда поднимал с полу, будто нечаянно задевал её ноги. И когда дело доходило до большего — в коридоре слышались шаги, директор вскакивал и испуганно отлетал в сторону.

Поэтому однажды приказал явиться в кабинет для обсуждения её, как он выразился — «не советского поведения», заключавшегося в том, что в очередной раз она подралась с подружками. Долго воспитывал, расхаживая по ковру, указывал на бюст Ленина в молодые годы, стыдил за «антисоциалистический дебош» и грозился всеми мысленными карами. Потом запер дверь на ключ, и, обещая различные блага, то припугивая, то лаская — овладел ею на кожаном диване. Так Клеопатра стала женщиной в десять лет. А первый аборт получила в двенадцать. Директор таскал её в Туркестан на дом к частнопрактикующему врачу и за «очень большие», по его словам деньги — тот произвел необходимые манипуляции. Второй и последний был через два года, Клеопатра потеряла много крови, и акушер, и директор очень напугались. Доктор, паникуя, громко шептался, что дураком был, связавшись с этим делом. Что никакие деньги от тюрьмы или даже от расстрела не спасут, что положение почти безнадежное. Но растущий организм взял у природы своё — Клеопатра выздоровела. Слышала только, как заключил врач: — «У этой девочки никогда не будет детей». Пожилая жена директора ни о чем не догадывалась, хотя и появлялась в детском доме по разным надобностям. Изредка приволакивала испеченные ею пампушечки, пирожочки, плюшечки — и раздавала воспитанникам. Или передавала старые, но еще хорошие вещи собственных детей.

Расстались неожиданно. Как оказалось, Клеопатра являлась не единственной любовницей директора, и одна из них проболталась его супруге. Скандал получился жуткий, в результате девочку одарили дорогими подарками и перевели в другой детский дом, директор заболел и уехал в санаторий под Алма-Ату, да так и не вернулся. Ходили слухи, там заново женился и работает в местном интернате.

Мурка отключила магнитофон, затушила сигарету и улеглась в постель. Но луна освещала комнату, глаза разлипались сами собой, она щурилась в потолок и снова опускала веки.

Когда директора не стало, и некому было подкидывать сладостей, а самое главное, пусть и поношенных, но вполне приличных нарядов — начала помаленьку воровать. Два раза как малолетке, ей давали незначительные сроки, зато в тюрьме научилась фене, познакомилась со взрослыми воровками и много чего от них переняла.

Как-то в одном из крупных частных магазинов её поймали, когда спрятала джинсы в сумку, и поколотив, притащили к хозяину на расправу. Хозяином оказался симпатичный мужчина средних лет, казах с крестиком на шее, с умным и проницательным взглядом, звали его Владимир Сесенович. В отличие от служащих — он не стал наказывать Клеопатру. Больше того, оставил ей ворованные джинсы, подарил визитную карточку и отпустил с предложением: когда будет туго — обращаться к нему. Проводил её под удивленными взглядами охранников до дороги, остановил такси и отправил домой. К тому времени Клеопатра снимала дешевую квартиру. А утром вернулась к Владимиру Сесеновичу, так познакомилась с Шерифом.

* * *