Иди ко Мне!

В голове не укладывалось: как можно устроить пирушку на самой строгой неделе поста? И Новый год обрушился на нас, как дефолт. На улице пляшут, поют и дерутся, а соседи стучат в окна, зазывая на пироги. Усидеть дома уже невозможно, и мы по какому-то инстинкту собираемся всей нашей православной общиной в доме у Миши. Татьяна предлагает поужинать вместе, раскладывая по тарелкам перловую кашу без масла. Глаза бы не видели эту «перлу»! Нет, до этого ели охотно и совсем не тяготились постом. Но сегодня в деревне праздник, и так упоительно пахнет шашлыком и пирогами, что — ох, искушение — пировать хочется.

— Ничего, на Рождество вкусненького поедим, — говорит Татьяна.

— Тань, а откуда возьмётся вкусненькое? — философски замечает Слон, он же раб Божий Вячеслав. — Денег нет, есть только картошка. И перед Рождеством Нина Александровна построит нас в две шеренги, заставит начистить два ведра картошки, и вспомним мы нашу родную армию и очень родного товарища сержанта.

«Сержант» — это я. Я старше этой беспечной молодёжи и привыкла готовить для семьи. Но где же наготовить одной на такую ораву? Вот и построю их перед праздником как миленьких, и Слон у меня будет чистить картошку и раскатывать тесто на пироги. А за «сержанта» насмешник ответит.

— Слоник, — говорю я вкрадчиво, — рассказать, как ты печку топил?

А дело было так. Наша община арендовала в деревне дом, поселив в нём молодых паломниц. А паломницы прехорошенькие, Слону любопытно. Вот и красуется он перед ними этаким павлином, предлагая протопить от сырости печь.

— Ты умеешь топить? — спрашиваю его.

— Да, мой генерал.

А потом из распахнутых окон дома повалил такой чёрный густой дым, что в деревне всполошились — пожар. Это Слон топил печь с закрытой заслонкой и при этом запихивал дрова в поддувало. Горожане в деревне — почти инопланетяне. Правда, вскоре научились топить. И всё-таки Слоник — наш общий любимец. Он большой и добрый, а поэтому Слон. Он пришёл в монастырь с компанией хиппи и был похож на индейца — длинные чёрные волосы, перетянутые алой банданкой, в ухе серьга и множество украшений в виде фенечек, бранзулеток и бус. По поводу недостойного внешнего вида Слону регулярно читали мораль. Но кто же в юности внемлет моралистам? И кто ещё в детстве не сделал выбор, полюбив весёлого Тома Сойера, а не примерного мальчика Сида, скучного и гнусного, как смертный грех? Но однажды наш «индеец» попался на глаза молодой игуменье Ксении (Зайцевой) из подмосковного монастыря, действовавшей явно по методу Тома Сойера.

— Махнёмся не глядя? — предложила она «индейцу».

— Махнёмся! — с восторгом согласился тот.

А игуменья «цап-цап» — и «сцапала» (это Слон так рассказывал) всю «индейскую» бижутерию Вячеслава, вручив взамен чётки, молитвослов и скуфью. В этой скуфейке он звонил потом на колокольне городского храма в Козельске, работая там звонарём. И всё-таки батюшке приходилось присматривать, чтобы звонарь не катался по перилам, как школьник, и не учил прихожанок танцевать степ.

Слон — это бьющая через край радость, и ему необходимо во что-то играть. Вот и сейчас он играет в официанта, принимающего заказы к рождественскому столу:

— Тэк-с, что будем заказывать?

— Мне осетрину холодного копчения и сыр «Дор Блю».

— А мне цыплёнка табака, а на десерт торт «Прага».

— А мы в Варшаве ели такие пирожные, просто тают во рту. Пожалуйста, доставьте пирожных из Польши.

Молодёжь веселится, предаваясь виртуальным гастрономическим утехам. А у меня полжизни прошло в очередях, и оживает в памяти былое. Перед Новым годом в магазинах всегда «выбрасывали» дефицит, и шла напряжённая битва за жизнь. Мне в этой битве намяли бока, зато удалось добыть мандарины, шпроты и даже шампанское. А с шампанским мне повезло. Зашла в магазин, а там объявление: «Шампанского нет». И вдруг крик с улицы: «Шампанское завезли!» Толпа притискивает меня к прилавку, давит, плющит, но я первая в этой битве, первая!

А потом мы волнуемся, встречая Новый год:

— Скорей, скорей открывайте шампанское! Сейчас двенадцать пробьёт. С Новым годом и с новым счастьем!

Душа обмирает в этот миг и верует: завтра начнётся новая светлая жизнь, и мы будем счастливы, будем. А назавтра наступает серенькое утро с грудой грязной посуды на столе.

— Нина Александровна, — пробуждает меня от наваждения голос Слоника, — а вы что заказываете на Рождество?

— Шампанское!

А потом была эта радостная долгожданная Рождественская ночь. Храм переполнен, и батюшка успевает предупредить на ходу, что паломников сегодня необычайно много, и надо как-то разместить их в наших домах. Возвращаемся с ночной литургии уже с толпой паломников, и все поют: «Дева днесь Пресущественнаго раждает, и земля вертеп Неприступному приносит; Ангели с пастырьми славословят...» А душа воистину славословит Бога, и мы идём среди ночи ликующей толпой.