Идиот

Казалось, время стало мягким и липким. Парня с соседнего стола уже отпустили, хотя он пришел позже меня. Свой мешок крови он уже набрал. Эй, сердце, видишь? Ты видишь? Ты учишься? Чему ты можешь учиться? Я поймала себя на мыслях о Нине, которая всегда думала о мужчинах, а потом решила подумать об Иване, и пульс участился. Может, так я ускорю процесс?

– Впервые сдаете? – спросила женщина.

– Да, – ответила я.

– Я так и подумала.

Когда иголка была в вене, я ее не ощущала, а когда вынимали – почувствовала.

* * *

На наш второй урок Линда тоже опоздала. Я сидела на детском стульчике и сквозь треснутое окно разглядывала мусорный бак, из которого теперь торчал диван. Ноги затекли, я поднялась, провела инспекцию паучника и выкинула сухие листья в корзину. Потом принялась вышагивать по трем комнатам, отведенным на обучение взрослых, – в темный холл и назад, через два смежных класса и лобби. Я кружила и кружила по этому контуру, словно неотвязная мысль.

Линда явилась через сорок минут. Мы пошли в класс поменьше и сели за тот же складной столик. Она плюхнулась на стул, будто много дней провела на ногах. Я спросила, что новенького в учебнике про дроби. Она пролистала книжку серебристо-лиловыми коготками и открыла ее на уроке о том, как переводить «смешанные дроби» типа 2 1/2 в «неправильные дроби» типа 5/2.

Я вспомнила, что три пирога тут не пройдут. И подумала, как славно было бы сейчас сидеть и есть пирог. Я пыталась найти самый простой способ натаскать ее на решение этих примеров. – Тут нет ничего страшного, – сказала я. – Просто умножаете цифру внизу на цифру слева. Потом прибавляете верхнюю цифру – и готово.

Опустилось молчание.

– У меня столько всякой фигни поважнее, – сказала Линда. – Ты даже не представляешь.

– Наверное, экзамен по общеобразовательной подготовке – это тоже важно?

Она уставилась на меня.

– А кто ты? Чем ты занимаешься весь день? Это твоя работа?

– Я… Я студентка, – ответила я. Руководитель программы особо предупредил нас, чтобы о Гарварде мы даже не заикались и отрицали, что мы студенты, даже если спросят в лоб. Но он забыл упомянуть, кем именно мы должны представляться.

– Студентка? – Вид у нее был пораженный. – И ты учишь вот эту хрень?

– Ну, не совсем эту хрень. Я занимаюсь другими вещами. Но когда-то проходила и дроби, да.

Она покачала головой.

– Ты понимаешь, что я говорю? Мне некогда этим заниматься.

– Я понимаю, что вы говорите, – ответила я. – Но разве это – не вопрос выбора? Если вы не хотите приходить сюда, вас никто не заставляет. Но если вы хотите, то тогда мы должны учить дроби.

– Выбор? – Она фыркнула. – Тут ни у кого нет никакого выбора. Учитель сказал, что я должна сюда ходить.

Она спросила, где Итан. Это другой ее преподаватель. Я ответила, что он приходит по вторникам. Она спросила, почему бы ему не приходить по пятницам. С этим ничего не поделать, ответила я.

Она вздохнула.

– Он, по крайней мере, не студент.

Я не стала ее разочаровывать и тоже вздохнула. – У вас есть домашняя работа на проверку?

После долгой паузы она вынула потрепанный листок газетной бумаги с задачами на сложение дробей. Это была домашняя работа, и она ее выполнила. Я поправляла решения карандашом, а она тем временем сидела, уставившись в окно. Верно решены четыре примера из десяти. Я вернула ей листок и объяснила ошибки. Она не смотрела на меня и не подавала никаких признаков того, что я здесь. Я написала ей несколько новых задач, похожих на те, где она сделала ошибки.

– Если хотите, вы можете оставшееся время порешать эти примеры.

Она по-прежнему на меня не смотрела, но через пару минут взяла листок и принялась за сложение дробей. Настал мой черед глядеть в окно. Под скрип этого жуткого карандаша и хлопки жевачки.