Идолы театра. Долгое прощание

Последней стадией отношений Отца и Сына в Империи является принятие. Это – возвращение блудного Сына, который осознал свою нехватку и ущербность без Отца. Воскрешение Бога не является чем-то нежданным, хотя это, безусловно, – чудо. Но чудо есть одновременно результат всей диалектики предшествующего исторического процесса, неизбежностью, которой завершается развертывание идеи, синтезом и метафизическим разрывом одновременно. Николай Данилевский говорит о трех видах взаимодействия культур, что позволяет нам дополнить динамику трех этапов их взаимоотношений в историческом времени ещё и морфологией цивилизационного пространства. Речь идет о «пересадке», «прививке» и «удобрении» –

по аналогии с ботаникой[23]

. При пространственной «пересадке» местная культура, культура-реципиент, подчиняется пришлой (донору) полностью. «Пересадке» соответствует стадия отрицания во времени. При «прививке» местная культура использует отдельные свойства пришлой, а пришлая точно так же поступает по отношению к местной. Аналог – стадия торга у Лотмана. При «удобрении» местная культура полностью обогащается пришлым донором, безвозмездно отдающим богатство, и благодаря этому происходит их осознанное слияние и взаимное наращивание ценностей. Временным соответствием пространственного «удобрения» является стадия принятия.

Возвращаясь к проблеме соотношения колониализма и империализма, отметим, что отличие образа Отца в империи от образа Отца при колониальном строе состоит в том, что имперский Отец устанавливает с Сыном отношения, основанные на удобрении и принятии. Мы сейчас не говорим о некоем «добром папочке». Мы говорим, в том числе, и о суровом Отце, чья доброта состоит в его действенности, то есть, в его любви к Сыну, ибо любовь – это универсальная активность. Главная особенность Отца состоит в том, что он – жив, то есть, – открыт для присутствия, воплощения, номинации. Традиция не может существовать в виде мертвого музейного наследия. Бывшее вчера выживает только, будучи завтра. Будущее рождается в прошлом, а прошлое – в будущем. Личное переживание традиции как индивидуального поэтического мифа является залогом соборного единства в обществе, построенном на традиционных сакральных ценностях.

Иное дело – ризома. Постмодерная глобализация – гетерономна: это не значит, что глобализм имеет несколько равноправных источников, глобализм продолжает оставаться преимущественно англо-саксонским, лишь в последнее время его пошатнул Китай. Гетерономность не тождественна многополярности. Она означает, что информация о западном глобализме поступает одновременно из множества центров мирового рынка, основанного на сетевой экономике. Эти хабы – настолько рассредоточены и рассеяны, что самим своим присутствием ликвидируют вертикальные механизмы власти. Так рождается мертвый Отец либерализма

– равнодушный Другой. Образуется огромное количество символических узлов и цепочек, работающих одновременно, в роении медиа-вирусов, цепко охватывающих голову каждого человека, подобно стайке насекомых.

Спецификой общества ризомы является Синоптикой: плавающая и скользящая поверхность ситуативных горизонтальных связей без главного корня, структура, не являющаяся структурой, центр, который не есть центр, Иное Иного – вечно меняющееся, эфемерное, неуловимое. В Синоптиконе совершенно иначе формируется общественное мнение. Классические СМИ второй волны уступают место индивидуальным медиа. Мир становится прозрачнее и прозрачнее, потому что в эру Интернета ничего невозможно скрыть, но от этого он не становится лучше, потому что вместо уничтожения ближнего по незнанию декларируется осознанное или полуосознанное желание уничтожать. Меньшинство в лице политической элиты теряет былые рычаги власти. Сама власть утрачивает признаки дисциплинарности и командной цензуры. Отныне не меньшинство контролирует большинство по знаменитой фукианской формуле «надзирать и наказывать», а большинство контролирует и меньшинство и друг друга через сеть.